— Чего вы от меня хотите? — стонала Ева.
— Сто раз повторила — денег. Сумочку не забыла? Повысить бы надо, за хлопоты вот эти, да чёрт с тобой! Гони сумму!
— Понимаете, — ой, уже в трусы капнуло! — я оставила сумочку и мобильник в комнате. Там есть, есть деньги! — вдруг показалось, что лапа готовится нажать. — Я думала пописать, потом взять деньги и вас найти.
— Бреши! Нет, правда есть деньги? — Тётка строго взглянула в глаза, но увидела там лишь слёзы и мУку. — А чего оставила, мы же договорились — после тестирования здесь.
— Я перепутала туалеты. Думала пописать в одном, а деньги принести в другой. А тут вы.
— Ну хорошо. — Лапа отошла от живота. — Не буду тебя давить, ты и так доходишь. Лучше сделаем вот так, — руки быстро расстегнули ремень и приспустили бриджи. Ой, полегчало чуток! — Посмотри на живот!
Ева глянула и обмерла. Под тонкой, натянутой кожей выпячивается пузырь — на добрый кулачок вперёд, а его верхний край, где равнинная кожа переходит в нездоровый наклон, почти под пупком! Никогда — никогда до такого наша героиня не доходила, она и не видала такой выпяти, даже при сильной нужде. Хуже того — этот верхний край, эта складка кожи буквально на глазах ползла вверх и преодолевала рубеж пупка. Зачем, зачем она пила вволю?!
— Я же обещала заплатить! Но не в таком положении. Ну, обыщите меня, в бриджах пошарьте.
— Снять с тебя бриджи, чтобы удобнее шарить было? — Ухмылка. — Потом ты скажешь, что деньги в трусах, в подкладке, снимите, мол. Я, как дура, сниму. Тут ты скажешь мне спасибо и ливанёшь. Нет уж, думай быстрее.
— Не могу думать, горю вся!
— Твои проблемы! Не взяла зачем-то денежки, ну и думай, как теперь платить. Думай быстрее… впрочем, пузырёк твой и так тебя торопит. А я подожду.
Ну что могла сказать истерзанная болью и страхом девушка?!
— Пойдём за деньгами вместе, — предложила тётка. — Сейчас застегну тебе бриджи, отвяжу и двинемся.
— Нет, нет, не надо-о-о!
— Не ори! Не в расстёгнутых же ты пойдёшь, неприлично.
— Дайте пописать, умоляю! Всё, всё отдам потом!
— Всё не надо, мы не грабители какие-нибудь. Строго по таксе, эквивалентный обмен — и никак не иначе. Пойми, ты уже студентка, причём бюджетная. Значит, на плате за обучение уже экономишь. Знаешь, сколько? — Прозвучала внушительная цифра. — Потом — стипендия. Как тестовая отличница, будешь получать её весь первый семестр, и опосля я тебе успеха желаю. Бесплатное пользование тем-сем, приличная экономия. Интернет у нас халявный — это ж такой кладезь! Потом — гранты всякие, конкурсы, призы. Сумма от тебя зависит. Холостые сыновья богатых родителей — лови, не зевай! Всё в твоих руках. Нет, на хороший факультет ты поступила, милая моя, на прекрасный! И за очень скромную сумму.
Ну женщина же она, как так может?! Не слушала меня, когда я имела ещё силёнки говорить, а сейчас и тех уже не осталось, на пределе зажимаюсь, вот-вот всё, конец. Не видит, что ли, как меня сгибает-разгибает, как глаза застят слёзы, как частит дыхание, как до крови закушена губа? Как же я страдаю, неужели у тебя ни грамма жалости, тётя? Может, поймёшь сейчас, как там у меня всё уже разрывается, подразденешь меня? Хотя… очень уж плавным и иезуитски-расчётливым было то движение, вывернувшее руки, и врасплох застать, и не дать обмочиться с испугу, ведь тогда пропал бы предмет шантажа. Мучения надо было растянуть во времени.
О, чёрт, как с первого взгляда её разгадали! Может, и страдания мои она ощущает почти как свои и радуется? Уж лучше бы брызнуть с испугу, что с мокрой-то возьмёшь? Хотя нет, тогда она думала бы, что надо было вытерпеть и, подобно товарищу Сухову, "помучиться". Но только не как вот сейчас! Рук я уже не чую — онемели руки, где-то болтаются сзади, почти как хвостик волос, перехваченный резинкой, развяжет — упадут безвольно и ни-че-гошеньки я ими не сделаю. Скорее, скорее, мочи уже нет!
— Если бы ты знала, как эти фальшивки мне даются, то поняла бы, что дёшево прошу. Всё не могу сказать, но на вопросы московские местные спецы отвечают. Знаешь, какой у доцен… ну, спецов, оклад? Разве не надо поддержать этих умных, добрых людей, охотно тратящих на вас свой отпуск? Из вас, современных студов, такие уже не выходят…
На лице Евы застыло какое-то отсутствующее выражение, всё оно покраснело и покрылось капельками пота, по подбородку бежит струйка крови. Девушка вдыхала, срываясь на середине вдоха и быстро выдыхая "ах!" Запястья побелели и распухли, дыхание всё мельче и мельче, диафрагме уже некуда ходить…
— И главное достоинство нашего факультета — это его туалеты. Бесплатные, свободные, готовые услужить в любую минуту. — Она потянула за ручку слива, заплескалась вода. М-м-м, иезуитство! — Для часто страждущих это особенно важно. Пись-пись-пись. — М-м-м, о-о-о! — Да не дыши ты так часто! Выдохнешься ведь, а тебе ещё праздновать поступление. Вон, джинсовая всё правильно поняла, сразу заплатила — и гуляет. И ты бы так.
Ласково, по-домашнему журчал голос, но вдруг его хозяйка заметила, что слушательнице становится всё-всё равно. Мозг уже не контролирует тело, девичий стыд оттирается в сторону элементарным желанием выжить. Пытка, похоже, исчерпала себя.
— Ладно, давай-ка снимем бриджи. — Послышалось шуршание, ноги вяло вышагнули из штанин. — И трусики тоже. — Защёлкали лямочки, снова ноги вяло подчинились. Напоследок отвязала руки. — Устраивайся поудобнее и взрывайся. А я пошла за твоей сумочкой.
Девушка, уже ничего не соображая, села на унитаз, и тут же её вялые ручки резко взметнулись вверх, и одним ловким жестом с неё сняли майку вместе со страшно щёлкнувшим лифчиком. Отпущенные руки безвольно брякнулись вниз.
У порога тётка обернулась.
— Но если там денег нет — не взыщи, не вернусь. — Тряхнула ворохом одежды. — И не обижайся на вспышки, папарацци тоже кушать хотят. "Нагая незнакомка из туалета" — это же сенсация! Чао!
Ева не слышала. Вся дрожа и обливаясь слезами, она равно боялась продолжать зажиматься и расслабиться, ибо зачуявший волю свинцовый напор обещал с мясом и кровью вырвать пятачок вокруг тесного ему девичьего устья.