Некоторое время Оленин смотрел, как за деревней, над залитыми полями, вполнеба загоралась заря. Под ее невидимыми лучами земля начала источать радостный, весенний дух. Здоровый, он буйно поднимался, тревожа кровь, вороша в груди добрые чувства. Рытвины от колес, множество перекрестий следов, оставленных на берегу машинами, говорили о преодолении еще одной трудной страницы жизни. А было их немало, этих трудных страниц.
И опять, как не раз случалось до этого, из глубины памяти выплывают воспоминания о далеком-далеком... Как бы то ни было, прав оказался лысенький доктор из Сальянского армейского госпиталя.
«Эх, доктор, доктор, ты и не ведаешь, как сбылось твое пророчество, колдун ты чертов! Семнадцать лет спустя, а сбылось тютелька в тютельку! Зацепился я крылом за землю и остался с ней навсегда... Заведующий птицефермой... А что? Всему свое время. Эх, рассказать бы Василию Черенку или Остапу Пуле, какой эскадрой ворочает их друг Ленька! Да где там! Разбрелись, рассеялись по свету: у каждого своя жизнь, своя боль, свое счастье.
Война смешала судьбы. Новый век ядерных сил и космических полетов смешал мировые проблемы с самым земным бытом, смешал высокие парения с самой простейшей домашней жизнью. Но пусть даже само пространство и время срываются со своих философских причалов, людям всегда будут нужны хлеб и сапоги, дома и песни.
Потому и крепки руки людей и крепка вера в создаваемое своими руками, потому и крепчают их удары по стихии — земле, по всему изжитому, обреченному. И, как в каждом бою, впереди разведчики, впереди коммунисты. Они уходят дальше всех за неведомую черту и, бывает, зачастую не возвращаются.
Потому и суровы будни Крутой Вязовки. И если кому выпало на долю делить с людьми такую жизнь, стремились делать ее радостной, улыбчивой».
Так думал Оленин на восходе солнца.
А земля уже мерцала, точно старая медь, покрытая зеленой окисью. Ростки трав загорались от первых лучей и сами испускали смутное сияние. Сильнее запахло талым снегом. Откуда-то потек крепкий душок смолы и свежей стружки. Притаившийся легкий ветер взбодрил спящую степь, и она запела свою извечную тихую и величавую песню.