Выбрать главу

«…самая глубокая экономическая основа империализма есть монополия. Это — монополия капиталистическая… Но тем не менее, как и всякая (курсив мой.—В. Б.) монополия, она порождает неизбежно стремление к застою и загниванию. Поскольку устанавливаются, хотя бы на время, монопольные цены, постольку исчезают до известной степени побудительные причины к техническому, а следовательно, и ко всякому другому прогрессу, движению вперед; постольку является далее экономическая возможность искусственно задерживать технический прогресс. …конечно, монополия при капитализме никогда не может полностью и на очень долгое время устранить конкуренции с всемирного рынка… Конечно, возможность понизить издержки производства и повысить прибыль посредством введения технических улучшений действует в пользу изменений. Но тенденция к застою и загниванию, свойственная монополии, продолжает в свою очередь действовать, и в отдельных отраслях промышленности, в отдельных странах, на известные промежутки времени она берет верх» [347, c. 396–397], —

и открыто не согласиться с ними. Но авторам брошюры не хочется спорить с Лениным, поскольку они сознают, что ее потенциальная аудитория состоит главным образом из людей, чтящих имя и образ Ленина по-религиозному. И раз открыто отмежевываться от Ильича не в интересах авторов брошюры, они отмежевываются от него скрыто-путем умолчания…

Кстати говоря: из того факта, что государства, рожденные революциями XX века, и эксплуататорские классы всех остальных государств могли бы лишь очень плохо способствовать прогрессу производительных сил и началу Научно-технической революции — НТР, если бы не давили друг на друга, следует очень интересный вывод. Представим себе, что в первой половине XX века победила мировая пролетарская революция и всех старых эксплуататоров экспроприировали. Ни о каком начале перехода к коллективистскому обществу, к социализму до НТР не могло быть и речи; следовательно, весь мир покрылся бы неоазиатскими и буржуазными — типа ГДР — государствами. Последствия этого были бы точно такими же, как и в том случае, если бы пролетарская революция не победила ни в одной стране: почти полная остановка промышленного прогресса (за исключением прогресса в производстве оружия), полный разгром организаций эксплуатируемых классов и исчезновение у человечества иных перспектив, кроме более или менее скорой гибели. Выходит так, что до появления компьютеров наилучшим оказался именно тот путь, по которому и прошло до НТР человечество: победа революций и утверждение неоазиатского строя лишь в некоторых странах, а в остальных — либо поражение революций, либо их отсутствие. Впрочем, этот путь был единственно возможным, неизбежным…

* * *

На конференции ООН по окружающей среде и развитию, прошедшей в июне 1992 г. в Рио-де-Жанейро, отмечалось, что «с 1972 г. …мировой совокупный общественный продукт возрос на 20 трлн. долл. Но только 15% этого прироста пришлось на развивающиеся страны. Более 70% досталось и без того уже богатым странам… каждый ребёнок, родившийся в развитой стране, потребляет в 20–30 раз больше ресурсов планеты, чем ребёнок в стране третьего мира»72.

«В 1850 году в Европе и США уровень доходов на душу населения составлял в среднем около 145 долларов, в то время как в колониальных и зависимых странах-80 долларов. К 1976 году он увеличился в крупнейших капиталистических странах на 3240 долларов. В странах Южной и Юго-Восточной Азии за тот же период этот показатель возрос в среднем на 138 долларов, в Африке (без стран Северной Африки и ЮАР) — на 160, в странах Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока-на 470, в Латинской Америке — на 735 долларов» [711, с. 132].

«По некоторым данным, и сейчас развивающиеся страны теряют ежегодно 50-100 млрд. долл. в процессе товарообмена с империалистическими государствами» [81, c. 17]73.

Только за три года, с 1979 по 1982, общая внешняя задолженность «развивающихся» стран (не считая основных экспортеров нефти-таких, как Кувейт и всякие прочие там арабские эмираты) возросла более чем в полтора раза — с 280 до 449 млрд. долл. [cм.: 153, c. 417].

Разумеется, бывают и исключения. Некоторые, некогда отсталые арабские страны, в недрах которых хранятся огромные запасы нефти, сегодня по уровню жизни своего населения не очень-то отличаются от высокоразвитых империалистических держав. Искусно сыграв на противоречиях между двумя супердержавами-США и СССР, — господствующие классы этих молодых капстран стали торговать с империалистическими державами «на равных» и даже время от времени диктовать им свои условия и на собственно нефтяном рынке, и на международном рынке капиталов:

«Рынок нефтедолларов представляет собой ту сферу, где столкнулись интересы развитых капиталистических стран-потребителей нефти и нефтедобывающих стран. Если в первый период крупные банки и фирмы полностью диктовали свои условия, самостоятельно устанавливали порядок привлечения и использования средств нефтедобывающих стран, то постепенно эти функции переходят в руки банковских учреждений и финансовых компаний нефтедобывающих стран, которые начинают играть роль равноправных партнеров в международных валютно-кредитных отношениях» [610, c. 212].

Однако немногие исключения лишь подтверждали общую тенденцию: уровень технического развития и уровень жизни слаборазвитых стран хотя и повышаются (в общем; во многих странах в те или иные периоды они, напротив, понижаются), но при этом все больше и больше отстают от соответствующих уровней высокоразвитых капстран74. Пролетариату высокоразвитых стран — хотя он сам, как мы уже доказывали выше, не является эксплуататором трудящихся средне- и слаборазвитых стран-перепадает немалая доля сверхприбылей, высосанных буржуазией высокоразвитых стран из эксплуатируемых классов средне- и слаборазвитых стран. Не все, но многие пролетарии Западной Европы, Северной Америки, Японии живут весьма комфортабельно. Из этого факта такие теоретики, как, например, Маркузе, делают вывод, что сегодня пролетариат перестал быть классом, обреченным на то, чтобы рано или поздно сделать революцию:

«Согласно Г. Маркузе, в высокоразвитом индустриальном обществе исчезают социальное неравенство, нищета и создаются, в связи с этим, благоприятные условия для значительного подъема материального уровня трудящихся и активного стимулирования их потребительского спроса. Современный рабочий-активный потребитель, и, как таковой, кровно заинтересован в нормальном функционировании капиталистического общества. „Современному рабочему, — заявляет Г. Маркузе, — есть что терять, кроме своих цепей. Ведь у него собственная комфортабельная квартира, холодильник, телевизор, наконец, автомобиль. Это уже совсем другая социальная фигура, нежели пролетарий ХIХ столетия, о котором писали К. Маркс и Ф. Энгельс. В эпоху научно-технической революции рабочий теряет свою профессиональную автономию, которая раньше делала его членом общества, отличающимся от других по характеру труда. Эти изменения в характере труда и в средствах производства изменяют поведение и сознание рабочего до такой степени, что он не является больше живым отрицанием существующего строя“» [321, c. 71–72]75.

«Идея о превращении „развитого индустриального общества“ в „тоталитарное общество“ и акцент на „тотальном“ отрицании как способе его разрушения связаны у леворадикальных идеологов прежде всего с тезисом об „исчезновении“ в этом обществе революционного „агента исторического процесса“, о „дереволюционизации“ рабочего класса. „В капиталистическом мире, — пишет автор „Одномерного человека“, — они (буржуазия и пролетариат. — В. Б.) до сих пор являются основными классами. Однако развитие капитализма привело к таким структурным и функциональным изменениям этих двух классов, что они, по-видимому, больше не являются носителями исторических преобразований. Скрытая заинтересованность в сохранении и совершенствовании существующих институтов примиряет эти ранее антагонистические классы во все увеличивающемся масштабе… Ввиду отсутствия носителей социальных перемен критика находит себе место лишь на очень высоком уровне абстракции“» [42, c. 84].