К главе 1
ТЕЙЯРД де ШАРДЕН Проблеме исходного начала вида, черешков (нового) в процессе эволюции жизни Т. Шарден в книге «Феномен человека» уделил значительное место. «По природе нет ничего более деликатного и мимолетного чем начало. До тех пор, пока зоологическая группа молода, ее признаки остаются неопределенными. Ее сооружение хрупко. Ее размеры малы. Ее составляют относительно немногие индивиды, и они быстро изменяются. Как в пространстве, так и в длительности черешок живой ветви обладает минимумом дифференциации, экспансии и сопротивляемости. Со временем неизбежно уничтожается то, что было черешком, от него ничего не остается. (Это он называет законом автоматического устранения черешка – исходного начала.) Эту раздражающую, но существенную непрочность исходного материала (черешка) должны почувствовать все, кто занимается эволюцией. В любой области, когда вокруг нас начинает чуть пробиваться что-то действительно новое, мы его не замечаем по той простой причине, что нам надо было бы видеть его расцвет в будущем, которое трудно заметить в самом начале. А когда та же самая вещь выросла, и мы оборачиваемся назад, чтобы найти ее зародыш и первые наброски, то тогда уже скрыты (исчезли) эти первые стадии. Везде – в биологии, культуре, лингвистике, – как резинка в руках художника, время стирает каждую бледную линию в рисунке жизни. Путем механизма, детали которого в каждом отдельном случае кажутся устраненными и случайными, зародыши, черешки, первоначальные фазы роста каковы бы они ни были, исчезают с наших глаз. Кроме закрепившихся максимумов, кроме упрочившихся завершений, ничто не остается от того, что было. Иначе говоря, только конечные лучи вееров доходят до нынешнего времени или как живые представители, или в ископаемом виде. Поэтому нет ничего удивительного в том, что ретроспективно вещи кажутся нам появившимися в готовом виде. «Эхо» доносит, а система улавливает какие-то события прошлого, «причинные» тени прошлых состояний, которые определяют будущее. Живые системы «замечают» в себе новые возможности динамических воздействий будущего на настоящее. Некоторые топологические характеристики внешних граничных условий системы «вынуждают» заранее предсказуемым образом измениться в настоящем. (Птицы весной на кустарниках близ рек устраивают гнезда на той высоте, чтобы их не затопило последующим через месяц наводнением.) У черешков в биологической эволюции Шарден выделяет функции: А) Черешок воспроизводит в меньшем масштабе рисунок ствола, от которого был отделен. Б) Черешок начинает переход к новому, порождая это новое внутри своих первоначальных форм, которые трудно заметить, поскольку они утрачены. В) Один единственный черешок из всего веера мутовок замыкает старый пласт и определяет (создает) основание нового пласта. Какую бы развитую живую группу мы не рассматривали, в глубине она всегда тонет в сфере мягкого, подвижного, неустойчивого, скрывающего и «рождающего» своего черешка. У каждой вещи черешок по самой своей структуре столь нежен, мимолетен и, следовательно, практически неуловим в прошлом, что сомнительны, и трудно уловимы его черты. Живые существа раскрываются не в своем зародыше, а в период расцвета. Самые большие реки у своих истоков – маленькие ручейки.
Полагают, что веер возможностей развития животных – мутовок с черешками – дает начало новым видам – в развитии животных. Богордский Ю.Л. следует за Тейяром де Шарденом и отмечает, что новое есть ответвление от ствола на кроне развития, возникает в момент этого ответвления.
Тейяр де Шарден писал, что морфологически процесс эволюции приматов представляет в целом, как и у всех других групп животных, ряд вставленных друг в друга вееров, или мутовок – четких на периферии, смутных в районе их черешков. Наверху (в начале ряда приматов) – собственно обезьяны с их двумя большими географическими ветвями: узконосые обезьяны Старого Света с 32 зубами и широконосые обезьяны Южной Америки с приплюснутой мордой и с 36 зубами. Ниже – лемуры с удлиненной мордой, часто с выдающимися вперед резцами. Эти две мутовки в начале третичного периода выделяются из «насекомоядного» веера тупайев. По-видимому, они являются простым лучом этого веера в развитом состоянии. Но это не все. В центре каждой из двух мутовок мы различаем центральную субмутовку особенно «цефализированных» форм. Со стороны лемуров – долгопяты: маленькие прыгающие животные с круглым и как бы вздутым черепом, с огромными глазами. (Единственно выживший до наших дней малайский долгопят напоминает человечка.) Со стороны узконосых обезьян – человекообразные обезьяны (горилла, шимпанзе, орангутанг, гиббон), бесхвостовые, самые большие и самые смышленые из обезьян. (ДНК человека и шимпанзе совпадают на 98 %) Специализация парализует изменчивость, а ультра специализация убивает вид. До плиоцена приматы оставались самыми «примитивными» из млекопитающих, но самыми «свободными» и путем последовательных взлетов поднялись до самых границ разума. Тейяр де Шарден считал, что «антропогенез – вполне закономерный и даже предсказуемый в развитии органической материи эпизод – предопределен ее базовыми свойствами и самими условиями земного существования. С другой стороны, он, в то же время, как это ни парадоксально, явился результатом целого ряда совпадений, следствием далеко необязательного и даже маловероятного, уникального стечения природных процессов». (583. 212)