— …в маленьких деревнях.
Крюн вздохнул:
— Genau. В Зибенхохе мы все худо-бедно друг друга знаем. Понятно, к чему я клоню?
— По правде говоря, нет.
— Серьезно?
— Если я превысил скорость, выпишите мне, пожалуйста, штраф, и я поеду своей дорогой.
— Вы торопитесь, господин Сэлинджер?
— У меня кончились сигареты. Скоро Алоиз закроется, а я не хочу провести всю ночь в мечтах о «Мальборо». Вам этого довольно?
— Вы всегда можете спуститься в Альдино. Там есть круглосуточная станция техобслуживания, а при ней бар. Для дальнобойщиков. Кофе там пить не посоветую, но сигареты можно купить. «Мальборо». «Лаки страйк». «Кэмел». Глаза разбегаются. Просто рай для курильщика.
— Спасибо за информацию. Так насчет штрафа…
С его лица исчезло выражение доброго дядюшки, который в сочельник, кряхтя, переступает порог. Теперь передо мной стоял суровый страж порядка.
— Я еще не закончил, господин Сэлинджер.
— Вы мне угрожаете?
Крюн воздел руки:
— Я? Что вы. Только даю указания. Мы ведь тут, в Зибенхохе, народ общительный, не прочь поговорить. Особенно с родичем старика Майра. У вас просто прелестная дочурка, господин Сэлинджер. Как ее звать? Клара?
Я крепко стиснул руль.
— Да.
— Знаете, что лучше всего в маленьких деревушках вроде нашей, господин Сэлинджер?
Несколько секунд я сверлил его взглядом, потом взорвался.
— Мне на это наплевать, — прошипел я, — я просто хочу купить эти проклятые сигареты и вернуться домой.
Крюн оставался невозмутимым.
— Не угодно ли выйти из машины, сударь?
Я повернул к нему голову так резко, что шея хрустнула.
— По какому праву? — прокаркал я.
— Я бы хотел подвергнуть вас тесту на алкоголь. Мне кажется, вы не в состоянии вести машину.
— Не намерен я подвергаться никакому гребаному тесту, командир Крюн.
— Выходите, господин Сэлинджер. И я призываю вас не использовать подобную лексику в присутствии представителя власти. Завтра вы сможете подать жалобу в соответствующие инстанции, я с удовольствием выдам вам необходимые бланки. А сейчас выходите.
Я вышел.
— Руки за голову, — скомандовал Крюн.
— Вы меня арестуете?
— Вы насмотрелись фильмов, господин Сэлинджер. Но с другой стороны, это ваша работа. Руки за голову. Поднимите левую ногу и удерживайте равновесие, пока я не скажу.
— Это смешно, — возмутился я.
— Так принято, — холодно ответил он.
Я подчинился, чувствуя себя полным идиотом.
Театральным жестом Крюн вытащил хронометр и стал следить за представлением.
Оно длилось больше минуты. Проезжавшие мимо автомобили притормаживали, и, несмотря на рокот моторов, я мог расслышать шуточки, которыми обменивались сидевшие в машинах. Наконец Крюн удовлетворенно кивнул.
— Вы не пьяны, господин Сэлинджер.
— Могу я вернуться в машину?
— Вы можете выслушать меня. Потом поедете своей дорогой. Если вам все еще захочется ехать туда, куда вы ехали.
Я промолчал.
Крюн надвинул на лоб каскетку.
— На этой дороге предел скорости шестьдесят километров в час. Меньше чем через километр, за тремя поворотами, начнется так называемая населенная зона. Там допустимый предел скорости — сорок километров в час. Вы слушаете, господин Сэлинджер?
— Спасибо за информацию. Я сохраню ее в сердце своем.
— Соблюдая допустимую скорость, вы доберетесь до минимаркета Алоиза за двенадцать минут. Может быть, за тринадцать. Вопрос: оно того стоит?
Я вздрогнул.
От командира Крюна не укрылось мое изумление.
— В Зибенхохе не бывает тайн, господин Сэлинджер. Не для меня. Не для шерифа. — Он сделал шаг мне навстречу. — Знаете, почему я вас остановил, господин Сэлинджер?
— Давайте выкладывайте.
Крюн потер подбородок.
— Я узнал о размолвке, о дискуссии на повышенных тонах, которая состоялась сегодня между вашей женой и госпожой Вальднер. Размолвке, в которую оказался вовлечен также господин Алоиз, владелец магазинчика в нашей деревне. Ничего такого, поймите меня правильно. Только вот когда я увидел, как вы едете в деревню, не то чтобы на полной скорости, но, как я зафиксирую в протоколе, на скорости предельно допустимой, я подумал: а вдруг вы почувствовали настоятельную потребность поквитаться. А это, господин Сэлинджер, совсем нехорошо.
— Я просто хотел кое-что разъяснить.
— Не морочьте мне голову: я не так прост. Я все о вас знаю. — Тут он осекся, голос его задрожал. — Все, что вы сделали. Там, внизу.