– Не знаю. Так… о всяких вещах. О музыке, фильмах, людях…
– А ты чего ждал? – зло спросила она. – Дети – единственные люди, которых я вижу, с этим ничего не поделать. Но если уж речь зашла о всяких вещах, я тут думала, может, нам кое-что переделать в доме?
– Что переделать? – испуганно спросил Дилан.
– Ну, нашу спальню, например. – Она шлепнула на себя немного крема для тела и теперь торопливо растирала его по коже.
– Но мы всего год назад ее ремонтировали.
– По крайней мере полтора.
– Но…
Клода уже натягивала трусы и лифчик.
– Погоди, тут осталось. – Дилан потянулся размазать каплю крема ей по бедру.
– Отстань! – огрызнулась она, отталкивая его. Почему-то прикосновение руки мужа ее взбесило.
– Успокойся, пожалуйста! – крикнул Дилан. – Какая муха тебя укусила?
Теперь Клода и сама испугалась своей злости. Не надо было так. А еще больше напугало лицо Дилана – искаженное гневом и болью.
– Извини, я просто устала, – выдавила она. – Прости. Начнешь одевать Молли, а?
Пытаться одеть Молли, пока не одета сама, было все равно что запихивать упирающегося осьминога в сетку-авоську.
– Нет! – вопила она, брыкаясь и вертясь.
– Клода, помоги нам, – позвал Дилан, силясь поймать и запихнуть в рукав непослушную дочкину руку.
– Мамочка, не-е-ет!
Пока Клода держала Молли, Дилан терпеливым голосом, нараспев нес какую-то успокоительную чушь о том, какая Молли будет красивая, когда наденет майку и шортики, и как ей идут эти цвета.
Когда наконец на Моллину брыкающуюся ногу был водружен ботинок, Дилан победоносно улыбнулся Клоде:
– Задание выполнено!
Слова Дилана о том, что они теперь говорят только о детях, поразили ее. Но надо признать, что он прав. Они бьются вместе, бок о бок, воспитывают детей, они почти коллеги! И что тут такого, оправдываясь перед собою, думала Клода. У них двое детей, кем же им еще заниматься?
В новой прогулочной группе тоже не обошлось без сюрпризов. Только Клода зашла на площадку, слегка поморщившись при виде яркой размалеванной калитки, ей тут же попалась навстречу Дейдре Буллок, мамочка-профессионал. Ее доченька, Солас Буллок, была соответственно самой талантливой девочкой в мире.
– Ты не поверишь! – воскликнула вместо приветствия Дейдре. – Солас уже говорит целыми предложениями.
Выдержав приличную паузу, она поинтересовалась:
– А Молли?
Солас была младше Молли на три месяца.
– Нет, – признала Клода и тут же небрежно добавила: – Молли предпочитает общаться с нами в письменной форме.
Теперь, наверно, остальные мамаши не примут ее к себе пить кофе, но выражение изумления на лице Дейдре того стоило.
В понедельник Клода решила, что ей необходимо немедленно развеяться. То есть пойти куда-нибудь с Эшлин этим же вечером. Оторваться, как раньше, напиться, может, даже сходить в клуб и наконец-то еще раз обновить гардероб. Например, купить широкие брюки и тунику – вот только какая к ним нужна обувь? Скорее всего, высоченные платформы, но сможет ли она носить их, не чувствуя себя при этом полной идиоткой? Трудно сказать, она ведь так давно не надевала ничего модного.
В радостном возбуждении она позвонила Эшлин на работу.
– Эшлин Кеннеди слушает.
– Привет, это Клода. Слушай, – вдруг вспомнила она, – тут в пятницу заходил твой Тед, он забыл у меня куртку.
– Да, он говорил.
– Он милый, правда? Раньше всегда казался мне глуповатым, но вообще-то, когда поговорили с ним, он даже ничего, а?
– Вполне!
– Я бы с удовольствием сходила на его выступление. Он сказал, что даст знать, когда выступает в следующий раз, ты меня возьмешь?
– Да, конечно.
– Может, посидим где-нибудь сегодня вечером? Выпьем, а то и на танцы завалимся. С детьми побудет Дилан.
– Не могу, – сказала Эшлин. – У меня свидание с Маркусом. Это мой новый парень, – с гордостью пояснила она.
– Твой… кто?
– Парень, – с удовольствием повторила Эшлин. – Мы недавно начали встречаться, вчера весь день провели в постели, и он опять жаждет видеть меня сегодня.
Во времени открылась пропасть, и Клоду охватил жестокий приступ ностальгии по прошлому. Нахлынуло воспоминание о той первой любовной горячке, острое, свежее, – и отступило так же внезапно, как пришло, оставив после себя необъяснимое томление.
– А отменить не можешь? – с надеждой спросила она.
– Нет, – твердо ответила Эшлин. – Я обещала помочь ему с новым номером. Понимаешь, он юморист, и…
– И он юморист?!
– И ему нужно, чтобы я послушала и сказала…
– Ладно, а завтра вечером?
– У меня танцы.
– А в среду?
– Иду на открытие нового ресторана, это по работе.
– Везет же тебе!
Контраст между открытием нового ресторана и открытием новой прогулочной группы не остался незамеченным.
– Как там Дилан?
Клода презрительно щелкнула языком:
– Пашет с утра до ночи. В четверг ночевать не придет. Опять какая-то паршивая выездная конференция. Может, ты забежишь? Выпили бы вина, поели бы чего-нибудь вкусненького…
– Конечно. Устроим девичник.
– Единственное, что я теперь могу себе позволить. Так ты дашь мне знать, когда Тед выступает?
39
Прошла неделя. За ней вторая, третья… Редакция по-прежнему жила в режиме трудового подвига. Хотя весь коллектив еще лихорадочно работал над сентябрьским номером, Лиза уже начала собирать материалы на октябрь, ноябрь и декабрь.
– Но сейчас ведь только июнь, – роптала Трикс.
– Правильно, третье июня, а во всех сколько-нибудь известных журналах все расписано на полгода вперед, – надменно ответствовала Лиза.
Накладки следовали одна за другой. Несмотря на сотни звонков десяткам агентов, Лиза пока так и не нашла ни одной знаменитости для рубрики «Письмо от звезды». Обиднее всего для Лизы было сознавать, что, работай она в «Фамм», разговаривали бы с ней по-другому. А тут еще в «Голуэе» как-то прознали, что их драгоценный отель упомянут в материале про самые сексуальные спальни, и администрация грозилась подать на «Колин» в суд.
Обстановка слегка разрядилась, когда Карина, внештатный корреспондент, принесла задушевное интервью с актером Коналом Девлином, первым красавцем Ирландии, скуластым и заросшим мужественной щетиной. Но ненадолго. Конал Девлин возник и в июльском номере «Ирландского сплетника» с доверительным рассказом о том, как в детстве пережил насилие. А ведь Карине он клялся и божился, что никому больше об этом не говорил.
– Нас обставили! – бушевала Лиза. – Каков подонок! Никому не позволю так опускать мой журнал!
Статью, разумеется, пришлось убирать, а заодно полностью переписывать обзор фильмов. Там уже была поставлена восторженная рецензия на новую роль Девлина.
– Облейте его грязью, – распорядилась Лиза. – Пусть все знают, что фильм дерьмо. Эшлин, займись.
– Но я даже его не смотрела!
– И что?
Любые достижения давались тяжким трудом. Одно (практически единственное), с чем соглашались все, – что работать под Лизиным началом просто кошмар. Она предельно четко объясняла, чего хочет, а через три часа, глядя на наполовину готовый материал, столь же четко объясняла, почему не примет его. Но лишь до следующего утра, когда по-прежнему твердо и определенно возвращалась к первоначальным требованиям. Вымученные, выстраданные, политые потом и слезами авторов статьи беспощадно перекраивались, отправлялись в корзину, возвращались на прежнее место, сокращались наполовину и восстанавливались в первой редакции. Чудесная заметка о том, «чего женщины хотят от своих волос», столько раз отвергалась, переписывалась и переиначивалась, что Эшлин расплакалась в голос, когда Лиза опять вернула ей материал.
– Слушай, – всхлипывая, взмолилась она, обращаясь к Мерседес. – Может, ты перепишешь? Если я еще раз это прочту, то самосожгусь.
– Конечно. Если ты позвонишь этой ненормальной Фриде Кили и договоришься о фотосессии в субботу.