Вот это состояние называется архаизированным. Оно не является архаичным. Архаичным было состояние дехкан до того, как советская власть начала заниматься их модернизацией, перемещая на заводы и приобщая ко всему остальному («Товарищи освобожденные женщины Востока, с вашим мужем-эксплуататором мы покончили!»).
«Освобожденные женщины Востока» кончали университеты, становились докторами наук. Что теперь? Теперь часть из них должна снова надеть паранджу и вкусить всех радостей от нового «Абдуллы». А часть бежать восвояси. Признаем честно, что до Европы эта часть редко добегает. Гораздо чаще она добегает до Москвы и там оседает. Поразительно, что часть этой части — так называемая национальная интеллигенция, серьезнейшим образом поспособствовавшая распаду СССР. И до сих пор не ощущающая остро своей вины за случившееся.
Но я не чью-то там вину за случившееся хочу здесь обсуждать. А другое — архаизацию эту самую. Местные африканеры, они же «быковы», «сванидзе» и так далее, могут властвовать только в условиях архаизации. То есть тогда, когда большинство, ненавидящее это меньшинство, помещено в своеобразные гетто. Пока что речь идет о гетто более или менее условных. Сгонять в настоящие гетто это большинство будут года через три — четыре — когда оно не сможет платить за свои комнаты и квартиры, и его начнут переселять в бараки. Притом что бараки надо где-то еще построить. Причем достаточно компактно — чтобы можно было мониторить то, что там происходит. Да и организовывать происходящее надлежащим образом.
К этому времени архаизированное большинство будут бдительно опекать разного рода ювенальные и прочие инстанции. Оно будет рожать детей. Детей будут забирать. И так далее. Возникнет архаизированная субкультура этого большинства. А также разного рода контролеры — спецслужбистские, силовые и прочие — блюдущие это большинство. На сегодняшний день создана только протоструктура подобной архаизации. К примеру, у вас закрывается монопредприятие. И население начинает жить странным образом. Я понимаю, что наши африканеры с этим населением не соприкасаются. Но я лично соприкасаюсь с ним постоянно. Это очень странная жизнь.
Мужчины в камуфляже, на плохих велосипедах, с ружьями или удочками, притом что настоящей охоты и рыбалки на территории Центральной России нет — чай не Сибирь и не Дальний Восток. Но ведь ездят, оставляют велосипеды или мотоциклы, напоминающие по своему состоянию технику, показываемую в американских триллерах. И идут в лес. Или садятся на берегу реки. Выловив пару пескарей или добыв одну утку, мужчины идут обратно. Женщины и дети собирают бруснику и продают ее. Пенсионеров — бабушек и дедушек почитают как единственных кормильцев. И одновременно слегка третируют. Дерзкие мужчины уезжают на заработки, уподобляясь среднеазиатским гастарбайтерам и конкурируя с ними за место под африканерским солнцем.
Не могу сказать, что русские так же быстро, как среднеазиаты, возвращаются в квазитрадиционное состояние. В отличие от таджиков или узбеков, у русских, загнанных в ту же ловушку предателями-африканерами (они же постсоветская элита, тудыть ее растудыть), обрушившиеся структуры современности не падают на прочный «традиционалистский аттрактор», а проваливаются в какую-то загадочную трясину. Трясину квазипарабытия.
Как они вынырнут оттуда и вынырнут ли — это отдельный вопрос. Но нашим подлецам-африканерам до зарезу нужны архаизированные русские бантустаны, они же русские гетто. И русские вожди, которые будут эти гетто, так сказать, окормлять, понимая все сразу: и свою выгоду, которая состоит именно в том, чтобы гетто были, и свою шаткость, обусловленную тем, что гетто должны быть подчинены африканерам. А за попытку вывести гетто из подчиненного состояния африканеры этим самым русским вождям сделают ата-та. Вожди должны быть достаточно угодливыми и трусливыми для того, чтобы почитать африканеров, ценить свое положение вождей, а не рядовых обитателей гетто. И — бояться африканерских ата-та.
Русские гетто могут быть красными, националистическими, религиозными и иными. Для африканеров главное, чтобы они были гетто. Архаизируемые несчастные, загоняемые в это гетто африканерами, упираются, орут, что не хотят в него попадать. И попадают. А попадая — геттизируются. Я определяю «геттизацию» как архаизацию, осуществляемую в гетто. Неархаизированный новичок, попав в гетто, должен архаизироваться, став таким же, как старожилы. Для этого используется субкультура — в гетто должны смотреть сериалы и прочую низкопробную пакость. А также — алкоголь, наркотики. А также — различные инструменты сознательного растления (они же сексуальное обучение и многое другое). А также прозябающее безделье, соединяемое с ощущением отсутствия социальных перспектив и порождаемой этим ощущением фундаментальной безнадегой (рекомендую прочитать роман «Христос остановился в Эболи» или ознакомиться с различными описаниями бытия в латиноамериканских фавелах).
Геттизированное бытие… Слоняющиеся по гетто мальчишки и девчонки… Их расслабленно-невротизированные родители… Велосипеды, готовые развалиться на части… Такие же — вопиюще убогие — мотоциклы и жигули… Бессмысленный балдеж… Псевдообразование… Жуткая развлекаловка… Наигрубейшие формы разврата… И так далее.
Создан социальный ад. И его создатели твердо убеждены, что никакие новоявленные спасители из этого ада уже никого не выведут. Христос остановился не в Эболи, а в Костроме и Иваново.
Все, кто намерен выводить из этого социального ада, должны понять — геттизация нужна не только дельфинам из «Эха Москвы». Она нужна и совокупным Зюгановым. Потому что она позволяет им стричь купоны. Какие именно купоны? Например, голоса на выборах. Обитатель гетто, проголосовав за понятного для него босса, разговаривающего на языке гетто, подающего сигналы, понятные обитателям гетто, — наделяет босса-вождя желанным статусом и вытекающими из него возможностями. Всякие там кабинеты, вертушки, мигалки, зарплаты, поездки, лоббистские вознаграждения и так далее.
Чего добивается босс, он же вождь гетто? Продления и усугубления ситуации гетто. А зачем ему другая ситуация, если в другой ситуации его не выберут? Это простейший пример. Более сложные разобраны исследователями, занимавшимися разного рода гетто. В том числе и еврейскими местечками эпохи черты оседлости. Но и не только. Индейскими резервациями, например… Индийскими и африканскими племенами, контролируемыми британскими колонизаторами. И так далее.
Дельфины, контролирующие гетто, осуществляют контроль не непосредственно, а через прирученных анчоусов, охочих до дивидендов, снимаемых с ситуации гетто. Вспоминается стихотворение Бертольда Брехта:
И Зюганов, и другие ему подобные — это ручные слоны. Они же прирученные анчоусы. Как распознается такая порода? По упрощенчеству, по неукротимому желанию говорить на языке, не дающем возможности выйти из социального ада, о вещах, поддерживающих ситуацию социального ада. И одновременно — дающих некое специальное утешение. В этом смысле «Советская Россия» — это газета гетто. Ничего подлее, чем сознательное поддержание ситуации гетто, осуществляемое под видом негодования против гетто, нет и не может быть. Любой самый пакостный дельфин лучше прирученного анчоуса.
Заметьте, что ничего особенно оригинального в моих построениях, на самом деле, нет. Я всего лишь описываю классическую ситуацию контроля за гетто. Именно так осуществляется контроль за криминальной зоной. Или не криминальной, а иной. Для чего существовали полицаи? Для этого. А всякие там воры в законе? На самом деле — тоже для этого. Зону надо было не только «греть», чтобы заработать авторитет у бедолаг, но и контролировать. И не надо песен по поводу того, что этот контроль не осуществлялся на основе глубокого взаимодействия между органами и ворами в законе.