Эти ТНК начали массированно переводить свое производство в Корею, Китай, Малайзию, Индонезию, Мексику, Бразилию, Аргентину, ЮАР и так далее. Поскольку обнаружили здесь и дешевую рабочую силу, очень быстро приобретающую необходимую производственную квалификацию, и некоторые другие дешевые и качественные ресурсы, включая сырье, и некоторые весьма «вкусные» налоговые, кредитные и иные преференции эффективным экспортерам.
И тогда с территорий «тигров», «дракона», а также их последователей (в том числе в Латинской Америке и Африке) на рынки Запада хлынули нарастающие потоки товарного импорта. Причем импорта, вполне конкурентоспособного местным товарам по качеству, но гораздо более дешевого и разнообразного.
Тогда-то и началась — уже в рамках недавно созданного ВТО — новая волна торговых войн. Началась в условиях, когда даже обновленные и ужесточенные нормы ВТО не могли всерьез затормозить «обратный» процесс завоевания развивающимися странами рынков развитых стран.
Развитый Запад не мог не ответить на этот новый процесс «встречной торговой экспансии» Востока. И ответы нашлись.
Один из способов ответа — прежде всего, американского — достаточно подробно описан в книге Джона Перкинса «Исповедь экономического убийцы», на которую я уже ссылался. Его суть — в навязывании конкурентам из развивающихся стран таких (якобы благих, эффективных и сулящих невиданные будущие экономические и технологические перспективы) проектов и программ, которые обладают двумя реальными свойствами:
— способность обеспечить глубокую и неотменяемую зависимость страны, принявшей к реализации такого рода проекты, от оборудования и технологических услуг тех (американских) корпораций, которые привлекаются к проектам;
— способность заставить страну, начавшую реализовать такие проекты, набрать таких (американских или связанных с американскими интересами) кредитов, которые приводят к попаданию этой страны в глубокую и непреодолимую «кредитно-долговую ловушку».
Второй способ западного (опять-таки, прежде всего, американского) ответа на новый торговый вызов со стороны развивающихся стран был непосредственно связан с первым способом. Такие страны, попавшие в кредитно-долговую ловушку и открытые «внешнему экономическому миру» в силу принятия норм ВТО, обрушивали механизмами финансово-биржевой войны.
Подробнее этот тип экономической войны мы обсудим позже. Здесь же для нас важно то, что именно таким образом — путем массированной спекулятивной атаки на валютные и фондовые рынки стран, находящихся в кредитно-долговых ловушках, — был организован мировой экономический кризис 1997–98 гг. Этот кризис не только буквально обвалил экономики Индонезии, Малайзии и Южной Кореи, но и очень болезненно сказался на Японии, Гонконге, Лаосе, Филиппинах и ряде других развивающихся стран. И мы этот кризис также вряд ли можем забыть, поскольку одним из его результатов стал дефолт 1998 г. — со всеми его тяжелейшими последствиями для нашего народа и государства.
А вот Китай этот кризис, еще не будучи членом ВТО (он вступил в эту организацию только в декабре 2001 г), прошел относительно благополучно. И не только: Китай оказал в кризисе существенную финансовую помощь ряду стран Юго-Восточной Азии, включая Гонконг и Сингапур. И тем самым не только продемонстрировал всему миру прочность своей модели хозяйственно-экономического развития, но и в определенной мере «привязал» к себе этой помощью некоторых более слабых торговых партнеров.
А далее Китай — уже вступив в ВТО — продолжил и нарастил свою товарную экспансию как на рынки развитых стран Запада (в первую очередь, в США и Европу), так и в те страны в разных регионах мира, рынки которых развитые страны уже давно считали своими. И в том числе на рынки России и стран СНГ, а также стран Латинской Америки и Африки. К тому же, на эти рынки вслед за Китаем начали активно претендовать оправившиеся от кризиса азиатские «тигры», а также Бразилия, Индия, Турция, ЮАР и так далее.
Именно для остановки этого процесса в 2001 г. в Катаре (в его столице Дохе) начался очередной (и первый для созданного ВТО) раунд переговоров по уточнению и дополнению принципов «свободной международной торговли».
Однако этот Дохийский раунд ВТО, завершение которого было назначено на 2005 год, уже восьмой год после этой даты все еще продолжается — причем практически без каких-либо ощутимых результатов. Большинство мировых экономических аналитиков уже почти уверены в том, что Дохийский раунд окончательно провалился. А в последние два года об этом начали открыто говорить крупнейшие мировые политики, включая премьера Великобритании Дэвида Кэмерона.
В чем причины? Причин много. Если их обобщить, то суть в том, что весь мир уже вполне осознал, что ВТО — это организация богатых и сильных стран, созданная ими для того, чтобы исключить выход на ведущие мировые торгово-экономические позиции стран бедных и слабых. То есть обеспечить такие правила мировой торговой игры, в которой у конкурентов богатых и сильных стран не было бы никаких шансов на итоговый выигрыш.
А потому более слабые и бедные страны на новом этапе торговых войн занялись придумыванием и использованием таких способов борьбы с сильными, которые позволяют обходить правила ВТО.
Это, во-первых, способы из того арсенала, который я ранее уже описывал в отношении Японии. А именно разнообразные варианты нетарифных барьеров на пути импорта — административных, санитарных, экологических, нормо-технических, касающихся условий охраны труда и особых прав потребителей, и прочая, и прочая.
Это, во-вторых, организация противодействия импорту и наращивания экспорта через госсектор, поддержка которого нормами ВТО впрямую не запрещена.
Это, в-третьих, так называемое экспортное кредитование на льготных условиях, для которого в нормах ВТО опять-таки нет прямых и однозначных запретов.
И это, наконец, управление курсом национальной валюты таким образом, чтобы он был существенно занижен по сравнению с ее паритетом покупательной способности (ППС).
Поясню, что это такое. Есть два способа определения соотношений стоимости валют.
Первый способ — соотношение цен валют на валютном рынке (валютный курс). Если, например, на этом рынке доллар покупают за 30 рублей, то курс доллара к рублю — 30.
Второй способ — сравнение стоимостей определенной (примерно одинаковой по составу и объему) «корзины» товаров и услуг в национальных валютах в двух странах (в данном случае, в России и США). Соответствующие сопоставления уже много лет ведут МВФ и Всемирный банк. Если эта «корзина», например, в США стоит 100 долларов, а в России 1600 рублей, то паритет покупательной способности доллара к рублю равен 16.
Как мы видим, разница между курсом и ППС валют может быть очень существенной. Причем если ППС определяется в первую очередь состоянием экономики страны, то курс может меняться в зависимости от игр (и манипуляций) на международных валютных рынках, а также в зависимости от политики Центральных банков различных стран. И именно управление курсом национальной валюты таким образом, чтобы она был занижен в сравнении с ППС, и оказывается сейчас одним из главных инструментов ведущихся торговых войн.
Смысл такой операции очень простой: если курс национальной валюты занижен, то страна-экспортер обеспечивает для своих товаров и услуг на мировом рынке дополнительную ценовую конкурентоспособность. И, значит, может продавать больше на мировых рынках, одновременно не допуская на свой внутренний рынок товары и услуги конкурентов с более дорогой валютой.
Это, конечно, создает побочные — и далеко не благие — эффекты. Например, если для удешевления (девальвации) своей валюты в обращение выпускается слишком много денег, это их обесценивает, то есть идет рост так называемой монетарной инфляции. И если страна нуждается, например, в масштабном импорте того, что не имеет и не производит (сырье, машины и оборудование, лекарства и т. д.), то этот импорт при недооцененной национальной валюте становится дороже. Но в условиях войны за завоевание чужих и сохранение своих рынков на такие жертвы, как правило, решаются многие страны.