Так какое государство мы создаём? Мы хотим создать национальное государство? Это труднейшая задача. Почему она труднейшая? Потому что есть анклавы, на территории которых живут люди, которые не хотят признавать себя русскими. Даже в национальном смысле…
В этом национализм – не племенной охранительный рефлекс, а национализм, не племенной синдром, а национализм: национализм заключается в том, что есть единство языка, гражданства, политической идентичности, исторической идентичности и "священных камней". Всё, больше ничего нет, всё остальное запрещено к рассмотрению. С этого начинается национализм.
Посмотрите на Францию. Вот она есть классическое национальное или националистическое государство, которое вот так держится за все эти основания, потому что понимает, что без них потеряет целостность. И эти основы заложены Великой французской революцией.
Но Чечня, другие части нашего государства, отнюдь не только расположенные где-то там у одной из границ (Татарстан, Башкирия и так далее), не хотят в этом смысле стать элементами национального государства. Они органически входили в империю.
Для того, чтобы переделать Россию в национальное государство, нужен не только модерн, нужны якобинцы в XXIвеке. А это XXIвек!
Легко болтать про разные там репрессии и глубокие зачистки. Это хорошее развлечение за кружкой пива, как и всякие анекдоты про братство народов. Это мы знаем с советской эпохи. Хорошо на эту тему веселиться в тот момент, когда есть крепкий каркас государства. А когда его нет? И когда эти 2% с "тараканами" начнут учреждать что-то заново, они же просто всё развалят! Всё.
Достаточно понять, что если отделить Северный Кавказ от России, то обнажается Волга. Происходит взрыв по Волге – и всё, территория разламывается на две плиты. Все трубопроводы сходятся между Башкирией и Татарстаном. Это конец, это голод на Европейской равнине. Это общегосударственный хаос. Кроме того, любой националист нормальный грезит расширением державы. А что же это за национализм, который грезит её уменьшением? Это что такое? Очень просто…
Сверху есть верхушка, которую надо заваливать.
Под неё есть репрессивный аппарат, который рано или поздно будут отключать.
Дальше есть маленький слой либероидов, которыми сыт не будешь.
А дальше надо создать квазифундаменталистов, "оранжевых" фундаменталистов. Если в Египте их надо создавать на основе исламизма, то здесь их нужно создавать на основе "уменьшительного национализма". Потому что упаси Бог, если национализм окажется неуменьшительным, и вместо того, чтобы разрушить страну, её начнут воссоздавать. Поэтому его делают уменьшительным. В него сразу закладывают всю программу саморазрушения, оккупации – всего. Она уже заготовлена заранее. Поэтому этот уменьшительный национализм имеет такое же отношение к национализму якобинцев, как я к Галине Улановой.
Значит, весь этот разговор о проекте "Модерн" зачем нужен? Потому что этот разговор о проекте "Модерн" говорит о том, как устроен мир. Мир устроен на основе определённых регуляторов, которых у нас нет. Называются "закон".
Закон. Мы были всегда построены по-другому. В России с эпохи Петра, а то и раньше, не было регуляторов, связанных с традицией, потому что Пётр довольно круто разорвал с традицией. Правильно он сделал или нет – не будем объяснять, не будем сейчас это обсуждать. Пётр – великий человек, допустивший массу ошибок. Неважно. С традицией было покончено. Но и закона в том виде, в котором он существует в классическом модернистском государстве, тоже никогда не возникло. Сравни русские поговорки: "Закон – что телеграфный столб…" или там "закон – что дышло…". И так далее, и тому подобное.
Что же оказалось, если традиционные регуляторы не работают и закон не работает? Культура. Россия показала, что культура может взять на себя роль регулятора. И уже этим она показала, что она идёт не путём модерна, при котором регулятор главный – закон, а другим путём. Принципиально другим. С этой точки зрения, ни Екатерина, ни все прочие тоже не являются классическими модернизаторами. Это относится не только к Сталину. И коллективизм сталинский – есть следствие культуроцентричности России, возвращение к культуроцентричной традиции. Не традиции модерна, а традиции альтернативных форм развития макрочеловеческих общностей, макросоциальных общностей.
Сейчас вернуться к построению модерна – регуляторов в виде закона, формированию нации на основе этоса, культуры, языка, гражданства, то есть на основании, ликвидирующем всякие племенные рефлексы… Здесь говорят: "Россияне или русские?" Русские, да. Но русские и русы – это разное. Никто не запрещает гордиться тем, что рус, что роду-племени такого, ради бога. Но род и племя в национальном государстве уходят в сферу частной жизни. Они не могут быть средством программирования государственной идентичности. Как только они им становятся – идентичность рушится. На что и делается ставка в так называемом уменьшительном национализме.