А вместе с ним сидит Кара-Мурза, который, когда я спросил: «Как мы будем работать?»…
Мы же на «Русском клубе» вместе, мы же с ним коллеги по «Русскому клубу», мы же братья… У нас братство, ёлки!..
На этом «братстве» сначала Кара-Мурза сказал, что не надо обращаться к народу, а надо искать элиты, которые смогут принять заказ. Потом он нашёл элиты. И сидит рядом с элитами в состоянии соответствующего падения и слушает: про коллегу из «Русского клуба» говорится бред и низость. И слушает. Потому что уже нет норм: нет норм приличия, нет регулятивных оснований, — нет ничего. Всё распалось. Есть услужение и полная растерянность, полная дезориентация и неготовность быть даже компетентными.
Так что же делать-то нужно? Делать-то что? Нужно изгонять этого беса из этих самых общественных групп, которые ещё готовы к какому-то действительному моральному, экзистенциальному подвигу, которые ещё не заразились этим смрадом — смрадом безнормия, низости, некомпетентности, неприличия.
Все всегда понимают, что если ты сам пишешь какие-то книги, то неприлично так полоскать других походя. Это не разговор по существу, не по предмету, а с позиций Чубайса.
Нет разницы между Сулакшиным и Чубайсом. Её не было, когда они шли вместе вначале, её и сейчас нет. И по причинам именно этого, как ни странно, метафизического характера.
И обсуждаю я всё это не потому, что мне нужны какие-то эти голосования — начихать мне на них, я и так знаю, что на нашей стороне большинство, — мне сейчас важно, в каком качестве будет находиться большинство, как изгнать из него вот это метафизическое падение. И не потому, что мне важно, кто обо мне что говорит. Мне давно это неважно. Мне важно, чтобы те, кто меня слушает, поняли, причём тут метафизика. Поняли, что когда ты говоришь «а», то ты в конце скажешь «я».
И что если первая передача из этой серии была посвящена метафизическому падению, то есть продаже первородства за чечевичную похлёбку, то и последняя передача посвящена тому же самому. Тому же самому, потому что именно с этим нам придётся бороться. Причём, бороться придётся детально, по всем компонентам. Это не простая борьба, но эту борьбу нельзя начать, если ты из себя не изгнал всё то же самое.
«Метафизика — чушь. Метафизика — ахинея. Метафизика вторична». А присяга?
Присяга… Вы присягать можете, если нет символов? Вы представляете себе, как были организованы присяги в разных странах мира?
Давайте я разберу это конкретно.
Нет присяги, если нет метафизики. Потому что оружие должно быть названо священным. Потому что суд, который будет в случае, если вы измените этой присяге, должен быть судом метафизическим, абсолютным. А в противном случае присяги нет. Приезжать вы должны вместе с молодыми воинами на места, где их предки проливали кровь. А для этого должна быть история, для этого эти места должны быть не осквернены.
Так как быть с присягой? Так вот так с ней и было. Так с ней и было, что люди, которые присягали Советскому Союзу и клялись за него умереть и так далее, эту присягу нарушили. И уж, по крайней мере, в девяносто-то третьем году они её нарушили абсолютно.
И мы показали в этой серии передач, как они её нарушили, потому что в 93-ем году у Ельцина был автоимпичмент, и Верховным главнокомандующим автоматически становился Руцкой.
И приказы Руцкого не были выполнены. А почему они не были выполнены? Почему люди, которые прекрасно знают, что если у них есть присяга, то они сейчас существуют в особом периоде, почему эти люди ведут себя совсем по-другому? Откуда это желание вкушать радости жизни в момент, когда присяга нарушена. И когда это нарушение надо искупать. И все тоже знают, как оно искупается.
Вот оно что такое метафизическое падение.
Я разобрал сложную многоступенчатую схему, но ведь есть же и простая!
А теперь о нас…
Если мы не хотим участвовать в этом падении, мы будем делать только одно — работать!
На сегодняшний момент деятельность наша такова. Вот деятельность. Вот её ось.