Мудрец вполне достоин имени духовного(брахмана), ибо он ничего не принимает от телесной и вещественной жизни, восполняясь бессмертными впечатлениями. Его мысли – тихие «думы-радости», его любовь – без разлуки, его день – без рассвета и полночи, его счастье не воплощается в земных формах и образах. «Кто расстался с усладами этого мира и забыл все его терния, кто затих, оторвав себя от звеньев цепи существующего, – того, доблестно победившего все миры, назову я брахманом» (ст. 641). «Кто ничего не жаждет, свободный от всяких сомнений, кто погрузился в чистые глуби бессмертия, того назову я брахманом» (ст. 635).
Жизнь мудреца тиха и безмолвна, но эта тишина – неподвижная глубь небес, покой безбрежной жизни, без стремительности, без желаний, без восполнения. «Поучитесь от вод в глубинах морей и в горных ущельях: шумно бегут ручейки, но безбрежное море безмолвно, едва колышется» (ст. 719). Светлая и непорочная душа мудрого отражается во всех переливах его жизни красотою, правдой, величием бестелесного бытия, принявшего земной облик. «Озаренный мудростью, ничем не потрясенный на свете, тихий, не тоскующий, не опьяненный страстью, ничего не жаждущий, пересечет здесь старость и рождение» (ст. 1046). «Он – брахман, победитель греха; ничем не овладевает он из того, что видит и о чем знает; никакая страсть не волнует его; ни в чем не увидит он в ослеплении высшего в этом мире» (ст. 794). «В ком не возрастет вновь былое неведение, кто своей дивной мыслью возвысился до путей вечного, кто несет здесь свое последнее тело – тот, всесовершенный в познании, достоин имени Светлого!» (ст. 478).
Нелегок земной путь мудреца, но что значат все труды, соблазны, опасности для того, к кому в великом одобрении и привете склонила свои взоры Истина. «Сколько опасностей в этом мире тому, кто шествует к бессмертной обители, но он победил их в своем смиренном убежище!» (ст. 959). Мудрый идет своим путем «с опущенным взором, с утихшими чувствами, с духом, не тронутым никакой страстью, не пылая влечением» (ст. 62). Кротостью встречая несправедливость, прощением – обиды, в памяти бессмертного забывая земное, мудрый ревностно свершает свой великий подвиг, возвещая Истину, призывая к благой жизни. Он – источник счастья для жаждущих непорочных радостей; утратив все обычные соприкосновения с земным миром, он удержал лишь великое прикосновение врачующей любви к недужному людскому сердцу, больному грехом, неведением, тоскующему в незнании вечных обителей… «Не украшаясь, не стремясь к веселию и удовольствиям, этим обычным радостям мира, гнушаясь роскошества жизни, вещая Истину, ты гряди одиноко…» (ст. 58). «Не увлекаемый, не обольщаемый, ничего не жаждущий, никого не обижающий, свободный от страстей и желаний, не подчиненный никаким влечениям, не связанный ими ни в одном из миров…» (ст. 55). «Будьте чисты и живите в непорочности все вы; любите свои глубокие думы; согласные в мудрости, вы придете к концу всех страданий» (ст. 282).
Но если мудрый не увлечен земной жизнью, то, значит, она и не тяготит его. У мудрого нет влечения расстаться с нею, ибо обычной томительной жизни ослепления уже не существует: он переступил грань между преходящим и вечным, взирает в лазурные дали бесконечности – и чего же он стал бы искать, к чему стремиться?.. «Человека, для которого нет ничего обольщающего, который обрел свободу в познании Дхаммы, для которого нет ни желания возвратиться к существованию, ни желания расстаться с жизнью, того назову я Тихим, не ищущим плотских наслаждений; никаких цепей здесь нет для него, и желание навсегда сокрушено им» (ст. 855–856).
Тихая и кроткая речь мудрого сильна велением правды; она обращена к сердцу слушателя и западает в него, как начало благодатной жизни, развивающейся в самобытной и чудной гармонии, согретой живительными лучами любви, мира и мудрости. «Благостно слово того, кто постиг верный смысл его; понятое слушателем, оно западает в его сердце, как семя размышления» (ст. 328).Мудрец не растрачивается в пререканиях, не расточает в обильных поучениях свое бесценное сокровище; он не вступает в защиту своего учения, не оспаривает нападающих на него. Сама его жизнь, ее духовная красота лучше всяких слов разъясняют ищущим правды истину и суть великой жизни освобождения. Его врачующее слово поучения обращено к тем, чьей душе нужно исцеление, кто притекает в сомнении и печали, кто томится жизнью, страшится ее неразгаданности, ее неоткрытой тайны… «Когда беседует он с учениками или с другими нищенствующими, пусть речь его клонится только к изъяснению прекрасного Учения и никакое постыдное, бранное слово не оскверняет ее, ибо иные речи восстанавливают друг против друга людей; таких пустых, недостойных не похвалю я: только крепче завязываются узы на них, и они попусту растрачивают свои мысли в этих раздорах» (ст. 388–389).
Мудрецы, последователи Гаутамы, – нищенствущие в мире; они отказались от всего, что может дать человеку земная жизнь, и этим отрешением от земного приобрели несравненно более великое и светлое счастье в общении с бесконечной жизнью. Тихая радость уже разрешенной надежды, счастье встречи с тем, что ждалось в любви и уверенности, нетревожимый светлый покой – вот то великое сокровище, которым обладает нищий и с которым не сравнится никакое богатство и счастье в мире. В его чистой душе рождается только благое, его речь и жизнь дышат кротостью, благосклонностью, сердечностью. «Пойди и вопроси всех странников и духовных, близких и далеких, всех. Вопроси: есть ли что в мире выше правды и милости, выше смирения и кротости?» (ст. 188).
Ничего чуждого нет ему в безбрежных просторах бытия, к которым приник он своей любящей душой. Ничего враждебного, ничего темного нет в тех безграничностях света и радости. Все миры обнял мудрый своею любовью, не страшась, не враждуя; они для него – не темная неизвестность, но привет вечной зари, торжество правды, безгранично расширившееся объятие любви и благостыни… И все глубже и глубже радостью своей личной жизни вникает мудрец в радость бесконечного… «Пусть он простирает свое благоволение сквозь все миры, пусть обнимет он их своим благосклонным духом и вдаль, и вглубь, и ввысь, без вражды, без тревоги, без ненависти…» (ст. 149).
«Дух Мудрого расположен ко всем существам», – так говорил о Гаутаме злой дух Сатагира. Мудрый никого не страшится, ни к кому не питает ненависти, ему равно понятны и злоба, и вражда, и страдания всех существ, кто бы они ни были, он всех облекает своею дивною заботою, всех зовет к исцелению, всех благословляет на радость и счастье жизни… Злые духи укрощаются, внимая словам Гаутамы, побежденные неотразимой, бесконечной правдой Вечной Дхаммы, которую постиг Мудрец и весть о которой несет свет освобождения как начало новой всеобщей радостной жизни, где ни вражда, ни проклятие, ни тоска, ни слезы, ни злые и низкие замыслы не омрачат торжественного дня обновления… «Я пойду от селения к селению, – говорит умиленный злой дух, – я пойду от горы к горе, прославляя Совершеннопросвещенного, прославляя совершенство Вечного Закона!..»
То, что мы теперь назвали бы правом на жизньвсякого существа, было глубоко понято Гаутамой. Он делает различия между сильными – господствующими и слабыми – порабощенными, между существами избранными и существами – париями в мире; для его любви и отеческой заботливости равны все. Глубоко умилительна эта тихая благосклонность помыслов Гаутамы, эта его нежная отеческая забота о счастье и багоденствии всех и каждого! «Да будут счастливы все существа, да живут все они в радости и довольстве! Все живые существа, которые только есть на свете, – и слабые и сильные, и длинные и короткие, и большие и средние, и великие и малые, видимые и невидимые, живущие близко или далеко, рожденные или только еще носимые в утробе, – все они да будут счастливы!» (ст. 144–145).
В Сутта-Нипате есть много прекрасных изречений, выражающих эту заботливую любовь мудрого ко всем существам. Дружелюбное и кроткое отношение к ним – одно из важнейших положений нравственного учения Гаутамы. Вот отрывок из рассказанной Гаутамой легенды о падении брахман, в которой звучит мысль, весьма необычная для наших воззрений и практики жизни. «Как мать и отец, братья и другие близкие, так и коровы – наши лучшие друзья, дарующие нам целебные снадобья. Они питают и укрепляют нас, они дают нам крепкое телосложение и счастье; зная действительное назначение их, никогда брахманы не закалывали коров… Но со временем изменились брахманы… Они, певцы гимнов, пошли к царю и сказали: „Как вода и земля, жито и золото, так и коровы созданы для людей, ибо все это – дань мира живущим”…И тогда царь, властелин колесниц, наученный брахманами, подарил им много сотен тысяч коров, чтобы были они убиты для жертвы. Тех коров, всегда кротких, щедро дарующих людям полные чаши молока, тех коров, никому не вредящих ни рогами, ни копытом своим, – повелел царь, схватив за рога, убить их оружием!.. Боги и праотцы, Индра и Асуры и все духи воскликнули: „Это несправедливость!” – когда оружие вонзилось в коров. Свершилась несправедливость насилия, убиты неповинные коровы, жрецы отпали от Дхаммы!..» III