— Думаешь, и правда, все приборы того… вдребезги? — поинтересовался я.
— Кто знает, всякое может быть, — сказала Настенька. — Дима правильно сделал, что смотался отсюда.
— А вдруг пришлют комиссию. Ну для расследования, ведь тот с усиками поднимет шум.
— Не страшно. Добро пожаловать, с нас спрос небольшой.
— Сойдем за туристов?
— Вот именно.
— Или за хиппи?
— Можно попробовать.
— А если не сойдем?
— Тогда нас прогонят. Но мы не очень-то испугаемся и построим избушку в другом месте, до зимы успеем.
Милая ты моя! Такую не запугаешь какими-то там комиссиями. Как это хороша у нее получилось: построим избушку. То есть одну на двоих. То есть… о великий русский язык! Произнесла одну вроде бы совсем обыденную фразу, а сколько в ней смысла!
P.S. Я человек в общем-то городской. В городе меня нашли, в одной из петербургских подворотен, в пеленках, в городе прошла жизнь и чуть было не оборвалась, подумать только, в нынешнем же году!
Как быстро течет время! Какие невероятные метаморфозы со мной! Волей Провидения я покинул каменный город, иначе бы теперь точно загнулся там, скорее всего от дистрофии. Я не приспособлен для выживания в каменных джунглях. Вот тайга — дело другое. Ко всем одинакова, матушка, не спиной к человеку, а лицом, лицом, с участием, с добротой, все остальное же от самого человека. Здесь ценится не изворотливость, продажность или желание объегорить ближнего, а природная смекалка, трудолюбие, открытость. Словом, мне очень полюбилась тайга, и я, если откровенно, очень редко вспоминаю ту каменную скученность и удушье, тот муравейник, который называется городом.
12 сентября. Вскопали огород, убрали урожай. Для начала неплохо. Ведер пятнадцать картошки, есть брюква, свекла, морковь. С десяток капустных кочанов пока на корню. Настенька говорит, пусть стоят до морозов. “Пока зайцы не оставят одни коче-рыжки”, — добавил я. Хорошо, что заблаговременно вырыл погреб, утеплил его, обложил сухим мхом. Теперь дары нашего огородика на месте.
Эти несколько дней, солнечных, теплых, мы работали с Настенькой рука об руку. У нее опыта побольше, она и командовала мной как хотела: где копать, что копать в первую очередь, как копать… А вообще с недавних пор мне нравится ей подчиняться. И сама она мне нравится. Да, очень. Настоящий друг — и в беде, и в радости. И вообще даже среди ребят у меня не было такого друга. Разве что Леня…
Иногда я думаю: а почему бы нам не объединиться, не жить вместе? Одной семьей. Конечно же, как брат и сестра. Ведь сказал же Учитель недавно: “Не встретились, а вас “встретили” для совместной работы”. А значит, и для совместной жизни, это само собой. Мне кажется, и Настенька бы не возражала… А вдруг против? А вдруг высмеет, да и вообще бросит меня тут одного? Да и как подступиться к столь щекотливой теме?
Вчера уложили картошку в погреб, сидим, греемся на вечернем солнышке. Совсем семейная пара после трудов праведных. И вдругНастенька говорит:
— Любопытно, Славик, почему ты один?
— Как то есть? Я всегда один.
— Всегда-всегда?
— С тех пор, как занимаюсь йогой.
— И давно ты ею занимаешься?
— Не очень. Семь лет.
— Да, число семь земное, священное. Но. что было до йоги?
— А до нее я был маленький, несмышленый.
— Я ведь серьезно, Славик.
— Ну если серьезно… Что тебе хочется узнать?
— Была у тебя любовь?
Ах, как хотелось сказать: “Милая! Да зачем мне любовь к кому-то, это же эгоизм. Я люблю всех, я люблю все живое, сердце мое принадлежит всем”. Но она спрашивала о прошлом, и потому я сказал, что любви у меня не было.
— Как же так, — Настенька растерялась слегка. — Тогда спрошу по-другому, извини за бестактность… Женщина-то у тебя была?
— Женщина у меня была.
— Постоянная?
— В одном институте учились.
— Что же не поженились?
— Она у меня была просто так, любопытства ради.
— Интересная ситуация.
— Очень. После нее, той сокурсницы, я больше не проявлял любопытства.
— Ещё интереснее. Прямо кино. Почему, братец, ежели не секрет?
— Я же говорю: увлекся йогой.