Она была обвешана сумками, как вьючный верблюд. Или как вьючная лошадь. Прикинув, какое из этих сравнений подходит больше, Таня не смогла отдать предпочтение ни одному. Нет, это решительно невозможно! Таскать на себе такое количество поклажи! Если бы не навязчивая идея родителей, что она плохо питается, она ни за что не стала бы закупать всю эту снедь, ведь отец ее в еде весьма умерен.
Из-за тяжелых сумок, которые Таня тащила, она и сама еле тащилась. Идея сбегать в супермаркет с утра, прямо к его открытию, сегодня уже не казалась столь удачной, как накануне. Просто вчера вечером ей ужасно не хотелось никуда идти, хотя она распрекрасно успела бы -- "чашечка кофе" с Захаровым много времени не отняла.
За кофе они вели непринужденную светскую беседу: поболтали немного об академии, вслед за Натальей Леонидовной Герен вспомнили и некоторых других преподавателей. Ни о современном градостроительстве, ни о Таниной статье не говорили вовсе. До тех пор, пока речь не зашла о Николае Николаевиче Головине, читавшем у них историю архитектуры.
-- Между прочим, Таня, помните наш разговор о рекламе? Так вот, сославшись на вашу статью, Головин помог сегодня Линденбауму заключить отличный контракт, -- весело сообщил Захаров.
Она была совершенно ошарашена, чуть кофе на себя не пролила.
-- Как это? -- Ей все-таки удалось донести чашку до блюдца, только чуть-чуть горячей жидкости попало на пальцы. -- Черт!
-- Обожглись? -- Выдернув Таню из-за стола, Захаров потащил ее к мойке. -- Давайте-ка руку под холодную воду! Да перестаньте же упираться! Что вы все время упираетесь?
-- Ничего я не упираюсь, -- огрызнулась Таня, подставляя пальцы под холодную струю. -- О Господи! Все в порядке! Скажите лучше, при чем здесь Головин и при чем здесь моя статья?
-- Ладно, удовлетворю ваше любопытство, -- усмехнулся Захаров, протягивая ей полотенце. -- Сегодня утром Витька отправился в Петергоф, чтобы посмотреть участок под застройку. Там же он должен был встретиться с нашим потенциальным заказчиком. Дело в том, что мы получили весьма выгодное предложение, но...
Далее он объяснил, в чем заключалось это "но".
Втолковать клиенту, что тот не прав, бывает непросто, однако на сей раз эта задача показалась Линденбауму просто невыполнимой. Он и так сверх всякой меры был загружен работой, а тут еще домашние проблемы навалились... В общем, примерно через полчаса абсолютно неконструктивного разговора он, к большой своей досаде, начал понимать, что только зря теряет время.
Еще минут пятнадцать спустя терпение его иссякло совершенно. Как ни жаль было терять выгодный заказ, но времена бесправной архитектурной молодости давно миновали и за что попало их мастерская больше не хваталась.
Открыв было рот, чтобы решительно отказаться от заказа, Линденбаум, однако, не произнес ни слова. Рот его так и остался слегка приоткрытым. Дело в том, что именно в этот драматический момент он заметил приближающегося легкой трусцой профессора Головина. А следом за ним с вывалившимся наружу языком семенил на коротких лапках складчатый симпатяга, породу которого Линденбаум определить затруднился, поскольку в собаках совершенно не разбирается.
Что Петербург город маленький, все давно знают, о Петергофе и говорить нечего, поэтому случайная встреча с проживающим там знакомым едва ли может кого-то удивить. Собственно, Линденбаум особенно и не удивился, его замешательство имело иную причину.
Импозантность Николая Николаевича давно вошла в поговорку у его студентов. Всегда подтянут, седая бородка аккуратно подстрижена, довольно длинные с проседью волосы тщательно расчесаны. Костюмы он носил непременно тройки, а галстуки модные, но элегантные. И разумеется, безупречно чистые отутюженные рубашки.
Для утренней пробежки такой гардероб, конечно, не совсем уместен, но и сама эта пробежка как-то не очень вязалась с давно сложившимся образом. Тем не менее это был именно Головин, и одет он сегодня был в потертые, коротко обрезанные джинсы и линялую майку, которая успела уже промокнуть от пота. Волосы с помощью резинки были собраны сзади в маленький пучочек. Короче говоря, легендарной импозантности не было и в помине.
В этом месте захаровского рассказа у Тани вырвался смешок. Ей не требовалось особенно напрягаться, чтобы вообразить, как выглядит в коротких шортах и старой майке взмокший от долгого бега профессор Головин.
Зато минимум одежды дал Линденбауму возможность рассмотреть мускулатуру Николая Николаевича, отлично развитую и не подернутую даже тонким слоем жирка. Всегда такой подтянутый, он и в самом деле находился в отличной спортивной форме. Куда как в лучшей, нежели молодой архитектор. Не говоря уж о его клиенте неопределенного от излишней тучности возраста.
Представитель стремительно развивающегося бизнеса тоже несколько прибалдел, когда в его напористую тираду с легкой непринужденностью вклинился какой-то тип, больше похожий на бомжа, чем на профессора. А именно так его отрекомендовал архитектор. С другой стороны, едва ли бизнесмену ранее доводилось видеть профессоров живьем. Тем более ему не пришла бы в голову фантазия представлять себе, как тот должен выглядеть.
Несмотря на свой вопиюще несолидный вид, Головин произвел неизгладимое впечатление на сильно упитанного бизнесмена. Десятиминутной, но очень вдохновенной лекции, коснувшейся как истории, так и современных тенденций в развитии архитектуры, вполне хватило для того, чтобы склонить клиента к диалогу.
По Таниным губам пробежала лукавая улыбка. Ораторские способности Николая Николаевича ей также были хорошо известны: противостоять его напору и красноречию удавалось лишь единицам.
Конечно, рассчитывать на то, что заказчик полностью откажется от всех своих бредовых идей, было наивно. Но теперь с ним хотя бы можно было разговаривать.
Пожалуй, наиболее весомым аргументом Головина, во всяком случае, именно он перевесил возражения клиента, явилась ссылка на публикацию в последнем номере солидного архитектурного журнала. На солидный журнал "Архитектурные излишества", правда, не тянули, но в данном случае это не имело ни малейшего значения. Николай Николаевич авторитетно заявил, что архитектурной мастерской "Захаров и Линденбаум" уделено в статье наибольшее внимание. В особенности проектам, осуществленным в Стрельне.
В последнее время их фирму не раз и не два упоминали в прессе. По мере того, как они приобретали известность, ее название все чаще мелькало на страницах журналов. И не только тех, что имеют хоть какое-то отношение к архитектуре, но и весьма от нее далеких. Тем не менее услышать признание из уст не слишком щедрого на похвалы профессора Головина молодому архитектору было, конечно же, очень приятно. И когда о тебе пишут, тоже приятно, так что взглянуть на статью Линденбаум собирался непременно. Хотя вряд ли там могло быть что-то особо интересное. Помимо их с Захаровым фамилий, естественно. Скорее всего статья была посвящена интенсивной застройке, ведущейся в последнее время в окрестностях Стрельны. Их мастерская построила в том районе шесть очень недурных домов, два из которых были даже более чем недурны.
Путь в город лежал мимо Стрельны, и Линденбаум с удовольствием отметил, что последний и самый большой их особняк практически полностью закрыл вид на частокол из нелепых башенок. Уже целых полгода, проезжая мимо, он отмечал данный факт, и каждый раз с удовольствием. Хотя, если честно, вспоминая ту работу, он испытывал сложные чувства. В том числе и нечто вроде гордости.
Это был всего лишь второй проект мастерской, заказчик хотел нечто невообразимое, и переубедить его не было никакой возможности. Тогда Захаров сказал: "Клиент жаждет башенок? Он их получит!"