Выбрать главу

Виталька, беззвучно двигая челюстью, пытался усадить жену на заднее сиденье машины, а она все не усаживалась, голова ее моталась, как у новорожденного младенца, руки беспомощно повисли… Кто-то истошно завопил: «Скорую, скорую! Невесте плохо! Вызовите скорую!»

– Да это же кровь! – вдруг взвыл Виталька, отпустив, даже вроде отпихнув Ламкину тушку, и та начала съезжать с кожаного сиденья на землю. – Здесь кровь, поглядите!!!

Он смотрел на надвигавшихся на него людей с укоризной и обидой – вы, мол, зачем эту хрень учинили?! – демонстрируя окружающим замазанную ярко-красным ладонь.

– Доченька, доченька моя! – возопила мадам Кучинская и ринулась к лимузину, лихо, через бедро разбрасывая попадавшихся на пути гостей.

Особенно этого ей делать не пришлось, поскольку вмиг протрезвевшая толпа бросилась врассыпную, справедливо полагая, что теперь веселье уж точно закончилось и пора бы и честь знать.

Охранники папы Кучинского, громогласно матерясь и расставив широченными объятиями передние лапы, принялись ловить гостей и загонять их назад, к флигелю. В отдалении, в главном здании, где находился музей и библиотека, что-то надсадно и удивительно тоскливо завыло. Вслед за этим, как во время грозы, завякала на несколько голосов сигнализация на парковке. Словом, понятно – свадьба точно закончилась… А что началось – думайте сами.

Несчастную Ламару перенесли во флигель и уложили на банкетку, на которую обычно садились посетители, чтобы обуться в войлочные музейные тапочки. Горестно и пискляво стенавшую мадам Кучинскую придерживали пошедшие белыми пятнами родственники – иначе она ястребом кидалась на труп дочки. То, что это именно труп, сомневаться не приходилось – на тощенькой, в коричневых родинках Ламкиной спинке, чуть выше корсета, обозначалась аккуратная дырочка, а на бледно-розовом шелке расплылось зловещее красное пятно.

Папа Кучинский, то и дело утираясь большим и клетчатым, как килт шотландца, платком, бестолково метался по вестибюлю флигеля, а его охранники бубнили ему: вы не беспокойтесь, Пал Иосич, никто с территории не выскользнет, вы не беспокойтесь…

Гостей, порывавшихся разбежаться по парку, папины охранники сгребали в кучку, призывая оставаться на месте и соблюдать порядок, поэтому обстановка отчасти напоминала скандальный пленэрный рок-концерт.

Кристине с Танькой удалось занять скамеечку поодаль, метрах в пяти от крылечка, с которого еще час назад молодых осыпали какой-то церемониальной шелупонью. Пакет с ужуленными припасами Танька незаметно пихнула под скамейку.

– Во повеселились так повеселились! – в который раз бубнила Татьяна, мотая встрепанной головой.

– Слушай, умолкни, а? – огрызнулась Кристина. – Чего дудукать-то без толку? Щас, кажись, самая развлекуха и начнется.

Хотя она понимала, что Танька просто пытается уложить в мозгах эту несколько неожиданную ситуацию. Она и сама не совсем понимала, что произошло.

– А чего? – подняла голову Танька, в очередной раз зачем-то убедившаяся, что добыча на месте, у нее в ногах.

– Менты драгоценные припожаловали. Не слыхала разве?… Уй-уй-уй! – Она покрутила указательным пальцем над головой. – Пока всех не изнасилуют реально, мы отсюда не выйдем. Холодно становится, блин…

Милиция, которой, без сомнения, внятно объяснили, к кому именно на происшествие они едут, прибыла весьма оперативно. Девчонки видели, как во флигель деловитой, пружинящей походкой проследовали молодой, но уже изрядно толстый милиционер с портфелем и парочка чинов похлипче. Народ, толпившийся у крылечка, как-то слишком поспешно убрался с их пути.

Длиннющий белый лимузин все еще стоял у подъезда и мешал подружкам отслеживать череду действий, тем более что катастрофически темнело. Но потом девчонки все-таки разглядели, как во флигель пробежали медики с носилками, а потом носилки пронесли уже с поклажей, укрытой красной бархатной тканью, похоже какой-то старой музейной портьерой.

– Ты знаешь, – решительно заговорила Танька, будто набравшись смелости сознаться в чем-то не совсем благовидном. – А мне Ламку жалко.

– А чего ж нет? – пожала плечами Кристина, будто от души ее прощая за проступок. – Мне тоже жалко. Жила б себе да жила… Прикинь – она ж не вредная была, хоть и из богатеньких.

– Да, интересно, кто ее заказал… У тебя какие мысли на этот счет?

Кристина открыла было рот, чтобы выдать полный список напрямую заинтересованных в Ламариной гибели девиц и дам, но тут от исчезающего в сумерках флигеля раздался сначала мерзкий визг невпопад разбуженной акустической колонки, а потом усиленный динамиком голос: «Дамы и господа, убедительная просьба всем пройти в здание! Будьте так любезны…»