36.1
Как же ей хотелось сейчас пуститься вскачь! Во весь опор. Так, чтобы ветер бил в лицо и шумел в ушах, заглушая хоть на короткое время поток тревожных мыслей и остужая обиду. Но в лесной чаще этого было не сделать, и единственное, что Эль оставалось – это оторваться от своих попутчиков, не желая показывать им, в каком она была состоянии.
И Западник, и тем более Пра почувствовали и несомненно поняли её порыв, предоставив возможность немного остыть и даже не пытаясь нарушить её одиночество.
Остынет ли?
Как ей перестать думать о том, что она только что узнала? Целое подразделение самых свирепых и самых преданных воинов Пустынного правителя прямо сейчас находилось меньше, чем в дне езды от стен Артаима!
Пока Эль была в полном смятении от услышанного. Оказывается, благодаря магии Ока дракона, вражеские воины могли смело пересекать границу их княжества. Первый и по-видимому пробный отряд. А за ним, стоит лишь получить сигнал, последуют следующие?
Одного она не понимала – почему те не воспользовались такой возможностью вплоть до этого времени? Что за стратегия у них была? Верили в сговор с артаимским князем?
Нет, скорее всего, с этим было не всё так просто. Но как не думать о том, что сделка князя оказалась пустой затеей, а её собственная жертва – напрасной?
Эль, выхватив меч, в сердцах полоснула по закрывавшим лесную тропу ветвям.
Шейн обещал ответить на все её вопросы. Если, конечно, и сам знал ответы.
На самом деле она много чего не понимала и находилась в непривычной растерянности, чувствуя себя сейчас жалким листиком, оборвавшимся с ветки и закрученным потоком бурной реки – не вырваться, не повлиять и не изменить ничего. Беспомощную её несло в неизвестность со всё возрастающей скоростью, не давая опомниться и собраться силами.
Она не узнавала себя. Вернулась, внезапно нахлынув, леденящая душу тоска, словно сама судьба ополчилась против неё. Эль вновь почувствовала себя одинокой и всеми покинутой, как в те времена, когда она ещё жила в княжеском тереме, не понимая, почему и за что её все так ненавидят. Даже самые дорогие ей люди стали для неё сейчас далёкими и словно чужими. Она не могла избавиться от ощущения, что все они скрывают от неё что-то очень важное, специально или нет, держа её в этом слепом неведении.
Да, как сказал тот же Западник – времени для объяснений не было. Да – и Пра, и воевода всегда старались оберегать её, и сейчас, несомненно, все их действия были продиктованы лишь заботой о ней и стремлением её защитить, но это не избавляло Эль от чувства потерянности и невольной обиды, разъедающей сердце.
Самое ненавистное – невозможность поступать так, как ей хотелось. Невозможность самой принимать решения и самостоятельно управлять своей судьбой. Быть вечно скованной по рукам и ногам обязанностями княжны, долгом перед Артаимом и страхом за близких.
Вырваться бы! Исчезнуть! Освободиться, начав совершенно новый, не зависящий ни от кого, а только от себя самой, путь. Но всё становилось только запутаннее, чтобы она ни делала! И она тонула в этом водовороте эмоций, не находя спасения. Снова и снова прокручивала в голове события и известия последних дней и не могла заставить себя сосредоточиться на чём-то конкретном и вдумчиво оценить ситуацию, а лишь всё больше и больше распаляла обиду на весь мир.
Такое с нею случилось впервые: не было желания что-либо понимать, хотелось лишь злиться и бесконечно жалеть себя. И когда она, измучившись, уже подумала было воспользоваться собственным даром, чтобы наконец-то прийти в себя и успокоиться, словно в предостережение услышала зов Пра:
— Эль! Постой!..
Очнувшись, она остановила Вихря, оборачиваясь.
Можно было подумать, что Пра прочла её мысли, но та лишь дала понять, что они достигли той части леса у самых топей, через которые возможно будет перебраться только с её помощью. Их лошади уже некоторое время шли неспешным шагом, лес вокруг едва различимой тропы стал практически непроходимым. Она и не заметила, как они сюда добрались.
— Не торопись!.. — Эль снова невольно уловила двойной смысл в её словах. — Сделаем небольшой привал: отдохнём немного, да и подкрепиться не мешало бы. Место здесь вполне подходящее.
Она почувствовала вину перед Пра. Та была уже далеко не в том возрасте, чтобы длительное время скакать без остановки, хоть и выглядела моложе своих лет и была бодрее многих молодых. А голод, заглушаемый эмоциями, после её слов, и впрямь дал о себе знать сразу и нестерпимо – вчера на свадебном пиру она и не ела ничего, кусок в горло не шёл. Как впрочем и сидевший рядом с нею Шейн.