— Кого воспитал на свою голову, — обиделся Воланд.
— А ты не теряйся и умоляю, быстрее найди места всех артефактов. Я хочу обратно.
Сама многое бы отдала, чтобы проснуться от страшного сна. Дальше я их подгоняла, попросила уйти вглубь леса, чтобы Всеволод ничего не заподозрил. Завидовала Василисе, потому что она не испытывала ни холода, ни сложностей, чтобы ступать по сугробам и пока промерзшей земле.
Когда кот и фея удалились, повернулась к мужчине... и охнула от досады.
Мой охранник пришел в себя, посматривал с любопытством и каким-то благоговением.
— Ты в порядке? Сильно приложило?
Тайны тайнами, но я же виновата в том, что он пострадал. Коснулась пальцами его затылка, не выпуская силу. Жаль, что помочь не успела.
— Барыня, не губите. Я же не знал, кто вы, — воскликнул мужчина. — Ежели бы вы не скрывались, вам бы столько почтения было оказано.
— О чем ты? — притворно удивилась.
До последнего буду все отрицать. Доказательств никаких. Свалю на его сотрясение.
— Вы ясновидящая, и с феей разговаривали, — припечатал меня Всеволод к образной стенке. — Осознав, что хозяйка его осведомленности не рада, он, покачнувшись, встал, держась за ствол дерева, и руку мне галантно подал. — Я вам клятву принесу, не выдам ваш секрет.
— Серьезно?
— Серьезно, — кивнул глава дружины. — Вас оберегать нужно. Когда-то моему роду ясновидящая молодая помогла. Попробую отдать фамильный долг.
— Много слышал?
Всеволод не отпирался.
Чтобы не увиливать, не заставлять меня спрашивать, а когда он этим займется, провожатый взмахнул ладонью, создавая волшебный замок. С этого дня он обещал быть преданным мне до конца жизни, молчать обо всем, что узнал, выполнять любой мой приказ. В общем, за секунду он больше мой человек, чем князя Долгорукого.
А я в ответ поклялась не использоваться Всеволода ради неблагородных целей и не ставить его в положение преступника.
Залечила его, как смогла. Сняла боль и тошноту, а после мы принялись осторожно выбираться с опушки.
Воин уважал Сергея Владимировича, гордился службой, и, по-своему, переживал за меня. До него доносились сплетни, разносившиеся по поместью, о ссорах между свекровью и юной невесткой.
— Княжна, поведайте обо всем Его Превосходительству и княгине. Мигом отношение к вам изменится.
Полагаю, да. Молниеносно поменяется. Быстро позабудут о том, что кто-то из предков Бестужевых Долгоруких обокрал. Ясновидящие — редкость, дар истинным сокровищем считается. И передается редко.
Но во мне играла гордость и обида.
Вот еще...
Я для них пустышка, обманщица, девица, с которой можно не считаться. Поселить в другом крыле, в горничные приставить любовницу. Да Сергей потом от развода откажется, а мне оно надо?
Задумавшись, я и не заметила, как мы вернулись ко двору усадьбы. День прошел плодотворно, если бы не застывшая у ступенек Екатерина Степановна.
Княгиня Долгорукая была разгневана. Покраснела, аж пятнами покрылась. И как не задыхалась от ярости?
Переводила взгляд с меня на Всеволода. Со Всеволода на меня. Рядом с ней находились Полина и... Евгения. Последняя что-то прошептала пожилой женщине на ухо.
— Признавайся, дрянь, — брызгала слюной свекровь, — правду Женька говорит? Ты наедине с ним, — кивнула она в сторону стражника, — в лес ушла?
В чем она меня обвиняет?
Я немного растерялась, да и несчастный стражник явно почувствовал себя не в своей тарелке. Он князю в верности клялся, пошел за мной, чтобы защитить, а тут княгиня в его сторону грязные подозрения кидает.
— Ушла, да, — подтвердила с видом ледяной императрицы. — Не припомню, чтобы мне кто-то запрещал.
Естественно, моя безмятежность убийственно действовала на княгиню и Полину.
— Да ты нас позоришь, честь сына моего срамишь... — продолжала верещать Екатерина Степановна, не сбавляя громкости. — Изменница, блудница...
Как назло, вокруг собиралось все больше прислуги. Близко они не подходили, но то тут, то там выглядывала любопытная голова, прислушивающаяся к беседе.
Теперь и неясно, кто кого позорит. Скорее, по мне проходятся.
— Ваше Сиятельство, княгиня Екатерина Степановна... — смешался Всеволод, искренне жалевший и меня, и Долгорукую.
По глазам видела, что он не выдаст, но что-то, да ляпнет ради моей репутации.
Пришлось прервать его объяснения. Не должны мужчины в женские разборки лезть.
— Прежде чем голосить на весь двор, дорогая матушка, предъявите доказательства.
— Зачем это? — хмурилась она. — Вон, Женька мне соврать не даст. Да, Женька?