Выбрать главу

Африканец Пушкин – наш. Еврей Пастернак – наш. Еврей??? Ничего – все равно наш. А вот Мандельштам уже нет. Ни в какую. Еврей Мандельштам уже не наш. Зато все цари... Почти все русские цари – немцы. Но – наши. Попробуй откажись от царей – а на чем державе стоять? Гордости? Мощи? Вот такой финт судьбы.

Но нечего зубоскалить.

Зубоскальство – отличное средство против сна. Возбуждает.

Свинец освободил веки.

"Миграция двенадцати израильских колен (кавказцев)". Схожу покурю. Потом посмотрю, что она такое.

Америка еще спала. Предрассветный сон – самый, говорят, крепкий.

Я затягивался дымом, смотрел на нимбы фонарей, на первые мазки зари по краю горизонта и думал об Америке. Паркинг значительно поредел. Несколько машин и карета скорой помощи у ворот приемного покоя. Откуда-то из-за панорамной сетки огней исходит гулкое монотонное шипение хайвэя. Монотонное и, вместе, – волнообразное. Вверх – вниз. В строгом ритме. Вот так: будет (вверх, вздох) жить (вниз, выдох), будет жить, будет жить.

Будет жить, – скандировалось внутри, вопреки сну, вопреки страху, на­зло всем проискам Судьбы и Неба.

И я молился.

Не Богу, не Богине, не их сыну, не их матери, не их отцу – ничему такому, что принадлежит перу древнего сочинителя, моего уважаемого колле­ги, труд которого, иначе говоря Библия, в полном соответствии с ленинской теорией отражения выпорхнул из самой гущи народной жизни и стал достоянием широчайших трудящихся масс.

Я молился другому.

Я молился некоторой всемирной неразгаданной силе, благодаря которой мы все же держимся вместе, не вгрызаемся друг другу в глотки, подчас болеем друг за друга, заботимся, ездим вместе в электричках, лежим в боль­ницах, расшаркиваемся в вежливости, соблюдаем этикет и правила улич­ного движения, страдаем совестью, улыбаемся, шутим, уживаемся в одной конторе или в одном цеху, уступаем место старшим, знаем толк в гуманности, не топчем газонов и пользуемся туалетной бумагой, когда она при случае под рукой.

Мало? А?

Эта мысль о некоторой роднящей нас надмирной силе впервые пришла ко мне в электричке ранним утром по дороге на работу. Что-то нехорошее случилось, я кого-то резко осуждал, злился на всех и вся, как вдруг – словно обвал небес! – да смотри же, зараза, сидим все вместе, в одном вагоне – и не кусаемся! Мало? А?

Я серьезно говорю. Я молюсь этой силе. Не на английском, не на еврейском, не на русском языке...

Кстати, незадолго перед свадьбой звонит Исаак и говорит: "Послушай, Наум, а за то, что мы пользуемся русскими словами, мы платить не дол­жны?" У меня мурашки по коже побежали.

Молитва языка не знает. Она – то, что язык не поворачивается. Нету его. Она – молитвенна. Она – проникание, слияние, что угодно, но не инструментарий наших собственных глаголиц, некоторый упорядоченный набор звуков, знание которого мы успешно приписали нашим Богам, поделив и их, таким образом, на те же нации, языки и расы.

Выкурив две сигареты я покинул балкон и все свои выдающиеся мысли о себе, о нас, о религиях, о Богах.

Какая там молитва! Для молитвы покой нужен.

Что же с Хромополком?

Потоптался у дверей операционной. Ни одной живой души. Постучаться? – Нет? Поплелся к своему месту. Взял в руки голубую самодель­ную карту с изображением миграции двенадцати израильских колен. На одной стороне – карта, на другой – статья. Обычная религиозная пропаган­дистская листовка, каких навалом в любом людном месте, будь то вокзал, гостиница или больница. Бедная богатая Америка. Куда ни ткнись – мольба и стрельба. То трупы собираем, то оплакиваем их. Сотня каналов круглосуточного телевидения – и не одного без стрельбищ, погонь, потоков крови. Очень богобоязненная страна.

Читаю листовку-брошюру. "Америка – служанка Бога" – девиз. На титуль­ном месте поверх огромного креста, чуть пониже девиза – Христова Евангельского Дружества Церковь, – если переводить дословно, а не дословно – не знаю. Большой лист плотной бумаги, сложенный вшестеро, как меха гармошки. Миграция 12 израильских колен.

– Хороший вы народ, но шибко спешите.

Читаю сначала статью.

"Хотя мы предполагаем, что живем в просвещенном мире, когда дело доходит до понимания, кто сегодня и где 12 колен Израиля, наша информация очень ограничена. Одни догадки. Мы молимся, чтобы нижеследу­ю­щая информация, вместе с Картой Миграции на другой стороне, помогла нам пролить свет и понимание на этот важнейший и актуальнейший предмет. Мы постараемся показать, что в сегодняшнем мире 12 колен Израиля – это ни что иное, как народы, состоящие из Англо-саксонцев, Кельтов, Герман­цев, Скандинавов и родственные народы. Так как они разбросаны по всему миру, трудно точно вычислить, сколько израэлитов живет в настоящее вре­мя..."