Анастасия громко выкрикнула:
– Снято! Перерыв один час!
Операторы и технический персонал потянулись в фургон ПТС. Кристина с Артуром в обнимку отправились к «уазику».
Надя затравленно взглянула на Полуянова:
– Дим, я такого не переживу!
Тот обнял ее:
– А что, собственно, страшного? Все под контролем. Кристи сказала – она свалилась на что-то мягкое. Каналу невыгодно, чтобы мы ноги ломали.
– А труп?
– Просто очень правдоподобный муляж. Ты в комнате страха никогда не бывала? В Стамбуле, кстати, мертвецы воняют по-настоящему.
– Но если ты прыгнешь за мной в могилу, я тебе не смогу помочь вылезти, – вздохнула она. – У меня руки слабые.
– Значит, я спасу и тебя, и себя, – усмехнулся Полуянов. – Или мы просто обойдем эту яму.
– Надеюсь, – слабо улыбнулась Надя.
Но уверенности в ее голосе не было совсем.
Кладбище тем временем опустело.
– Будем ждать следующих жертв? – спросил Дима.
– Не хочу, – поежилась Митрофанова.
– Может, до речки дойдем? Там, наверно, тоже снимают. Как раз ко второй смене успеем.
– Не доплетусь. Туда пять километров, – вздохнула Надя. – Может, ты сам?
– Зачем? – пожал плечами он. – У нас все равно будет по-другому. Лучше не знать.
Этим вечером их впервые охраняли. Когда на Селютино упали сумерки, Надя оделась, собралась за новостями, но уже через пять минут, очень разочарованная, вернулась. Пожаловалась Диме:
– Глеб у калитки стоит. Никуда не пустил.
– Это еще кто такой?
– Ой, Дима, мы тут уже третий день, а ты никого не знаешь! Осветитель малость чокнутый. Который мантры читает.
– И зачем он стоит?
– Анастасия приказала. Чтобы мы между собой ничего не обсуждали.
– А если через забор? – заинтересовался Полуянов.
– Глеб говорит, по всей деревне патрули. Кого поймают – сразу прочь из шоу. И штраф.
– Неужели всю ночь будет стоять?
– Не знаю, – вздохнула Надя.
– Да и не факт, что другие тебе расскажут, что с ними было, – задумчиво произнес Полуянов. – Мы все конкуренты. Зачем давать сопернику лишнюю информацию?
– Я думала среди телевизионщиков поболтаться, – убитым голосом отозвалась Надя. – Хотя бы чего разведать…
– Митрофанова, деструктивно это! – укорил Дима. – Ходить собирать ужастики. Расслабься. Ты не умрешь и даже не ушибешься. А если из шоу вылетим – оно мне и так надоело.
Однако сегодняшнее зрелище произвело на Митрофанову неизгладимое впечатление. Она весь вечер сидела бледная. Трепыхалась:
– Дима! Я не хочу в могилу! И в речку не хочу!
– У нас будет легкий конкурс, – твердо заявлял он. – Я тебе обещаю.
– Наоборот. Что-нибудь еще хуже, – замогильным голосом изрекала Митрофанова. Минут на десять умолкала, снова вскидывалась: – Речка, речка… Там, наверно, пиявки есть?
– Ну и что?
– А если… если нас с тобой их кушать заставят?!
Полуянов расхохотался.
– Это уже было. В «Факторе страха». А у нас психологическое шоу. Совсем другая опера. И аудитория другая.
– Но иногда даже приличным людям хочется клубнички, – вздохнула Надежда. – Вот я, например. Однажды честно искала «Культуру». И вдруг зацепилась. Казино. На постаменте – машинка новенькая. И куча народу соревнуется, чтобы ее получить. Но знаешь, что для этого надо было сделать? Слопать африканского пещерного паука. И представляешь, я стала смотреть.
– Подумаешь, милый паучок, – хмыкнул журналист. – Прекрасное, питательное, богатое протеинами блюдо.
– Ага, милый. Размах лап – восемнадцать сантиметров. И еще клешни. А есть живым надо. Меня чуть не стошнило.
– Но ты продолжала смотреть.
– Ага, – опустила глаза Надежда. – Смотрела, словно заворожили. Девица визжит, паук ей в губу вцепился, кровь хлещет. Но она все равно ест, представляешь? И ведь не постановка, по-настоящему все!
– Выиграла она машину?
– Жди. Выиграл парень, который целых шесть этих тварей слопал.
Надя поежилась. Дима обнял ее за плечи:
– Зачем ты вспоминаешь про это?
– Боюсь. Вдруг нам что-нибудь в этом роде устроят?
– Надя, я гарантирую. Никакую дрянь нас есть не заставят.
– А я думаю, от них можно ждать что угодно.
Библиотекарша разбудила Полуянова в половине восьмого – перепугана была пуще вчерашнего. Трагическим шепотом сказала:
– Посмотри, что оператор снимает.
Дима зевнул. Выпрыгнул из кровати. Подошел к окну.
Занимался серый, промозглый, тускло осенний день. Дождь то начинался, то отступал. Деревья энергично встряхивались под порывами ветра. По раскисшей колее брела задумчивая корова – собственность Петра. Вокруг нее суетился Мишаня – самый креативный из операторов. То шел вровень, снимая неспешную поступь, то совал камеру прямо в морду животному (корова презрительно отворачивалась).