– Человеку дали задание найти колорит, – прокомментировал Полуянов. – Применяем метод дедукции, делаем вывод: нас ждет типично деревенский конкурс. Типа кто больше молока надоит. Ты, кстати, умеешь?
– Скорее, мы будем пить сок из коровьих глаз, – мрачно скривилась Надя.
– Что?!
– Нужно взять коровий глаз в рот, прокусить его и выжать оттуда сок. Когда наберется полстана – выпить. Побеждает тот, кто быстрее успел.
Тут уже и Диму перекосило:
– Ты сама придумала эту мерзость?
– Нет. Видела в «Факторе страха». Ты меня бросишь, если я откажусь это делать?
– Я тебя брошу, если ты согласишься, – заверил он.
Надя взглянула просветленно.
У скособоченной калитки их домика, породив фонтаны грязи, притормозил «уазик». Жека в жизнерадостно-красных резиновых сапогах ворвался в дом:
– Эй, Полуяновы, сладкая парочка! Вы готовы?
– До восьми еще полчаса, – проворчал Дима.
– А одеть вас? Все проконтролировать?
– Будто мы маленькие, – улыбнулась Митрофанова.
– Да вы гораздо хуже!
Жека критически оглядел Надин серый свитер, черные брюки. Вскинул выщипанную бровь:
– Ты в этом на съемки собралась?
– Так дождь ведь. Грязь.
– И что? Сливаться со всей этой мерзостью? Надька! Сколько раз тебе повторять! Пятно в кадре – то есть ты! – должно быть ярким. Быстро веди меня в свой будуар – или где у тебя там шкаф?
Надя закатила глаза, но спорить не стала. Перед отъездом на съемки они подписали контракт, и там имелся пункт, что выбор и утверждение одежды для съемок лежат на телевизионщиках. Они же предоставили наряды – Надя считала, что безвкусные и чрезмерно яркие. Митрофанова отчаянно пыталась от них увиливать, но Анастасия с Жекой в два голоса убеждали: приглушенные тона на экране вообще не смотрятся.
– Ты что, хочешь быть самкой соловья? Серой мышкой?! – возмущался Жека (хоть его самого не снимали, парень одевался всегда пестрее, чем самый экзотический попугай).
Дима остался ждать в зале. Услышал веселый Жекин приказ:
– Давай молнию тебе расстегну!
И Надин ответный фырк:
– Отвали!
Усмехнулся. Чего Надя злится? Жека безопасный, девочки его не интересуют ни капли. Одна только патриархальная Надюшка и стесняется при нем раздеваться.
Полуянов принес себе кофе, развалился с дымящейся кружкой в продавленном кресле. Перебранка в спальне затягивалась:
– Не надену я желтое с зеленым шарфом, даже не надейся! – возмущалась Надежда.
– Черт с тобой, давай тогда желтое с фиолетовым.
– Еще хуже! Почему этот свитер нельзя?
– Потому что он красный.
– И что?
– Красное сегодня под запретом.
– Почему?
– Э-э… будет с фоном сливаться.
– А что у нас будет фоном? – Надюшка мигом сменила тон на ангельский.
– Ничего не скажу, – отрезал Жека. – Просто указание. Никакого красного. Все.
В итоге Надежда явилась перед Димой в желтой водолазке и фиолетовых леггинсах. Самого Полуянова за пару минут обрядили в ярко-белый свитер и синие джинсы.
– Он уделается через двадцать минут! – пригвоздила Митрофанова, когда увидела.
– Переоденем, – заверил Жека. – У нас белых свитеров – на пять дублей.
А Надя, едва сели в машину, испуганно шепнула Диме в ухо:
– Почему красное-то нельзя?
– Бог знает. Стены в коровнике, наверно, такого цвета.
– Стены в коровниках серые, – печально возразила Надя. – А красное запретили, потому что нас кровь пить заставят.
– Ты опять за свое?
– И белый свитер на тебе специально. Чтобы на нем алые пятна эффектно смотрелись.
– Жека! – Полуянов перекрикнул рев мотора и свист ветра. – Надюха боится, что вы сегодня будете кормить нас червями!
Редактор отвернулся от руля, демонически хмыкнул:
– Черви, милашка, это давно устарело. Вас ждет гораздо более жестокое испытание.
И радостно расхохотался, когда Надя изменилась в лице.
Ехали довольно долго. Двадцать километров ухабистой грунтовки вытрясли всю душу, но когда колдобин поуменьшилось, пошло куда веселее. Покосившиеся заправки неведомых марок и фанерные приюты для дальнобойщиков постепенно сменялись блеском известных логотипов.
– Цивилизация! – блаженно протянула Надя.
– Мы, что ли, в Грибовск едем? – оживился Полуянов.
– Размечтался! – хмыкнул Жека. – Ты контракт подписал – сидеть в деревне. Вот и сиди.
И свернул с уже почти безъямной трассы на очередную раскисшую тропу.