– А нас почему никуда не везут? – спросила Надя.
– Признаков заболевания нет, – тоном авторитетного доктора отозвался Полуянов.
– Мы с тобой, что ли, более здоровые, чем Артур с Кристиной?
– Мама всегда говорила: медицина – дама нелогичная.
– Я вот все думаю… Ты ведь тоже болел. Но явно не оспой. И даже для гриппа очень быстро поправился. Что это было с тобой?
– Знаешь, Надюх… Я, конечно, не уверен… Но вспомни про черную оспу – и про мою маму. Если мамуля действительно находилась в то время в инфекционной больнице. Если видела, насколько это ужасная болезнь, – может, она просто подстраховалась? И привила меня – хотя оспа считалась побежденной и прививок от нее тогда уже не делали?
– Слушай, а ведь запросто! Но тогда тетя Женя и меня могла привить! – с просветленным лицом произнесла девушка. – Моя мама говорила, что всегда Евгению Станиславовну слушается!
– Так давай посмотрим! – Дима скинул рубашку.
И увидел на предплечье характерный шрам. Поразительно! Сколько лет по земле ходит – ни разу не обращал на него внимания.
– И у меня есть, – прошептала Надя.
Покачала уважительно головой:
– Да. Твоя мама мудра. Прямо Екатерина Вторая. Ты знаешь, что она чуть ли не первой в России привила от оспы себя и своих детей? А тогда ведь вакцины куда более опасными были.
– У тебя могла быть отличная свекровь, – вздохнул Дима.
А Надя еще более печально спросила:
– Как думаешь, сколько продлится карантин?
– Ну… наверно, месяц. Как минимум. Даже если по правилам меньше – они всячески страховаться будут.
– Значит, увы. В загс мы опять не попадаем, – пригорюнилась Митрофанова.
Дима хотел укорить, что несерьезно в нынешней ситуации думать о глупостях, но посмотрел в расстроенное лицо невесты и промолчал.
Артур пошел на поправку лишь в феврале, когда в окно палаты стало хотя бы изредка заглядывать солнце, а воробьи наглым чириканьем возвестили о том, что весна неизбежна.
Лежал спортсмен в одиночной палате, но запирать его давно перестали. И врачи уже месяц приходили без защитных костюмов. Постоянно водили – будто в цирк – делегации студентов. А вчера объявили: он больше не опасен и может принимать гостей.
Благодарить Артур не стал – отвернулся к стене.
Во всем мире у него был единственный близкий человек – его Кристи.
И что делать теперь, когда она мертва?
Зеркало утверждало: он все еще хорош собой. Лечили его качественно и уродом не оставили. Единственный шрам от особо крупной оспины над бровью погоды не делал.
Тело – почти здорово. Душа – мертва навсегда.
Куда деваться и чем заниматься теперь, он понятия не имел.
Продолжать делать то, что он умел? Организовывать несчастные случаи, убивать?
Но зачем, для кого?
Найти себе новую подругу и «обточить» ее под себя?
Да, когда-то он банально хотел сделать из Кристины удобную и совершенную во всех отношениях спутницу. Но только сам не заметил, как влюбился. И теперь, когда представлял, как любимое тело разлагается, усыпанное килограммами хлорной извести (хоронили по типовым для особо опасных инфекций правилам), у него сжимались кулаки.
К Артуру – человеку, который побывал в объятиях смерти, – постоянно пытались прорваться журналисты. Он категорически отказывал всем.
И только когда на пороге палаты вдруг появился его собрат по несчастью Полуянов, губы сами собою расползлись в слабой улыбке.
– Артур! – кинулся к нему Димка. – Как я рад тебя видеть!
Атлет поморщился, и Полуянов поспешно добавил:
– Ты не волнуйся, я к тебе не за интервью. Просто проведать пришел. Вот апельсины. Держи.
– Ну… как там на воле? – вяло поинтересовался спортсмен.
– Мороз, солнце. Надюха тебе огромный привет передает. Просится проведать с домашними пирожками.
Артур начал было отказываться, но Дима перебил:
– Да брось ты. Мы ведь теперь однополчане практически. Про остальных знаешь?
Спортсмен покачал головой. Кристина умерла, а на прочих ему было плевать. Он вспомнил свой последний день в Селютине.
Кажется, он шел к Глебу. Человеку, который убил его Кристи. Но жар плавил тело, ноги дрожали, лицо заливало потом, и до дома врага Артур добирался вечность. Но все-таки дошел. Попытался выломать запертую дверь. И дальше не помнил ничего.
Очнулся уже в вертолете. Над ним склонялись три страшных лица в очках-консервах.
Потом то выныривал из забытья, то снова в него проваливался. А когда уже после Нового года кризис миновал и температура спустилась, Артур с удивлением понял: он больше не хочет убивать Глеба.