Женщина просунула руку меж решеток. Орфей послушно подошел, обнюхал руку, а рука ответно потерлась о его морду.
— Ну-ну, не скучай здесь без меня, — сказала женщина. И, уже не оглядываясь, пошла прочь.
Орфей приподнял голову, чтобы решетка денника не мешала ему видеть, как она идет, легко, пружинисто; если не видеть ног, то кажется, будто женщина плывет по воздуху.
ГЛАВА III
Проще всего сказать: «Ничего не произошло». Мама так и склонна думать: «Мимолетный роман, кто не увлекался».
Никогда не подозревал, что материнская любовь бывает столь обременительна. Маме нравится наша настоящая жизнь. О будущем мама заговаривает с неохотой, дает понять — подобные разговоры бессмысленны.
— Не понимаю, — говорит мама, — почему должно что-то меняться? Помилуй, я не ретроград, все придет, я в этом уверена. В настоящем ты подающий надежды архитектор, в будущем — надежда отечественного зодчества. А в остальном… Существую я — твоя мать, ты — мой сын. Нам больше никого не нужно.
— Это эгоистично, — пробую возразить я.
Мать не слушает, смеется:
— Глупенький, никто о тебе не станет заботиться так, как я.
Мать ухитряется не замечать моих любовных похождений. Собственно, похождений нет. Встречи, знакомства. В лучшем случае — письма ко мне, в худшем — письма от меня.
Все начинается внезапно. Не отдаешь себе отчета: зачем, что будет дальше? Плывешь по воле волн, во власти настроения, и отношениями-то не назовешь. Какие-то транзитные чувства. А тут — самостоятельный сюжет: есть завязка, просматривается конфликт, ожидается финал.
…Я уже собирался уходить, по привычке опустился на низенькую скамейку, вытянул ноги и закурил. Вообще, курить не разрешалось, но я был в раздевалке один. С завидной легкостью нарушил запрет.
После занятий все твое нутро еще живет ощущением верховой езды и ты мысленно повторяешь движения своего тела, командуешь себе: «Галопом! Арш!» Уже остываешь, но еще разгорячен; мышцы ног с непривычки деревенеют, ломит поясницу, руки в локтях и сами кисти. Хорошо в такие минуты расслабиться и закурить. Так бы вот и сидел не двигаясь.
Не услышал, как вошла Александра Петровна. Сделала строгое лицо:
— Разве вы не знаете?
— Знаю, — воровато спрятал сигарету, вдавил в пол. — Виноват.
— Не могли бы вы завтра приехать часам к пяти?
Экое благородство: не ругает, не отчитывает.
Согласился. На благородство — благородством:
— Приду.
— Вот и хорошо. Поможете мне трех новичков на ноги поставить.
— А если бы я не задержался и со мной не оказалось сигарет? Открывает Александра Петровна дверь, а там — никого.
Александра Петровна принимает условия игры, кокетливо улыбается:
— Я бы набралась дерзости и позвонила вам домой.
Из трех новичков явился один.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
— Так это вы?
— Тут мы вдвоем. Очевидно, я. Выполняю личную просьбу тренера, буду ставить вас на ноги.
— Вы это серьезно?..
— Да как вам сказать? Я же объяснил — личная просьба тренера. Группа занимается давно. На первых порах страховка не помешает. Начнем?
— …А если я не захочу?
— Тогда хоть оставьте адрес. А то пропадаете в никуда, начисто.
Что почувствовала мама? Отчего она меня донимает расспросами?
— Вы давно знакомы?
— Три недели.
— Она хороша собой?
— Пожалуй.
— Как ее зовут?
— Ада.
— Странное имя. Кто ее родители?
— Не знаю.
— Где она живет?
— Не имею представления.
— Она учится, работает?
— Не знаю.
— Сколько ей лет?
— Не знаю.
— Котлеты в холодильнике. Кофе на плите. Я побежала.
— Ты считаешь?..
— Подай мне пальто. Как выглядит твоя мать?
— Отлично. Кругом шестнадцать. Ты мне ничего не ответила.
— Разве?.. Но ведь и ты мне ничего не ответил.
— Я другое дело. Я не знаю.
— Она на много моложе тебя?
— Не знаю. Ну что ты морщишься? Я действительно не знаю.
— Что же ты намерен делать?
— Любить.
— Тогда это к лучшему. Когда знаешь так мало, проще забывать.
— Не всегда. Иногда хочется узнать больше. Твой совет?
— Тебе не нужен совет, ты ждешь подтверждения своих желаний. Что бы я ни сказала, ты поступишь по-своему.