Я в центре внимания. Смотрю на папу — встречаю улыбку. Смотрю на сестер — встречаю усмешку.
— Бывает и хуже, — говорит зять.
Положение можно считать чрезвычайным. Единственно, что не объявлен комендантский час, но это еще впереди.
На столе громоздятся справочники по садоводству, под столом — справочники по строительству. Старый дом, стоящий на участке, папу не устраивает.
— Дом должен быть современный, как ты считаешь?
— В старине есть что-то экзотическое, — замечаю я. — Прежний дом совсем неплох, кое-что подправить и…
Папа не дает мне договорить:
— Пессимизм никогда не был движущей силой общества. Экзотики достаточно — лес. Всего должно быть в меру. Ты делаешь индивидуальный проект. Мы разбираем старый и строим новый, современный особняк.
Удивительная эволюция. В папины годы рискованный демарш, но, что делать, придется подчиниться. По непонятным причинам папа все время советуется со мной. Я довольно быстро справляюсь с эскизами и выставляю их в папином кабинете. Все ходят, округлив глаза. Все восхищаются. Потом мы вместе разглядываем план. Папа разглядывает дольше других, ежеминутно тычет пальцем то в одну, то в другую точку:
— Это что?
— Холл.
— А здесь?
— Терраса.
— Скажи пожалуйста! А это?
— Лестница. Вверху библиотека, внизу гостиная.
— М-да. Этажей сколько?
— Ну раз есть лестница, два.
— А комнат?
— Шесть.
— И кухня?
— И кухня.
Папа снова склоняется над планом и начинает делать замечания:
— Лестницу лучше здесь.
Я соглашаюсь.
— Калитка не на месте. Тени мало, — поясняет папа. — Калитку сюда. Стену передвигаем. Зачем нам такой холл?
Я соглашаюсь.
— Тогда все, — заключает папа.
Я пожимаю плечами: наверное. Папа уходит на кухню. Сестра Лида смотрит, как я сворачиваю чертеж.
— Ты расстроился?
— Нет.
— Будешь переделывать?
— Нет.
— А как же?
— Никак. Это план другого дома.
Лида хохочет.
— Тише ты.
— Но ведь комнат будет шесть?
— Шесть.
— И этажей два?
— Два. И лестница и гостиная.
— Зачем же папа делал замечания?
— Возраст надо уважать. И потом, человеку приятно почувствовать, что он разбирается.
— Ты умница, дай я тебя поцелую.
Я игриво подставляю щеку и вдруг чувствую ее руки, они сжимают мое лицо, и поцелуй, долгий, сильный, останавливает мое дыхание. Все поплыло перед глазами.
«Какие сильные руки», — успеваю подумать и делаю шаг назад.
— Ты!.. Вы!.. — нескладно бормочу, чувствую привкус помады на губах. — Вы с ума сошли! — Рука машинально шарит по лицу, стереть этот привкус, выдохнуть его.
— Не помешала?!
Ада стоит в дверях. Щурится, всматривается в сестру Лиду. Все видит, больше, чем можно увидеть, видит: сбившуюся прическу, нарушенный рисунок губ и даже шарф, строгий и чопорный, сбившийся набок. Теперь моя очередь — она смотрит на меня. Не смотрит. Лишь брови разошлись, лоб обозначился, и сразу лицо стало независимым, холодным.
— Какая глупость! С чего ты взяла? — бормочу сбивчиво, не извиняюсь, не протестую, молчать не могу.
И сквозь оцепенение, как эхо в сознании, — голос сестры Лиды:
— Ты ничему и ни-ко-му помешать не можешь.
«Как зло, как несправедливо, — думаю я. — Она обнаглела. Ее надо поставить на место».
Мои мысли: они всегда агрессивны, решительны. Мои поступки: они вытекают из мыслей, но, увы, не повторяют их.
— Оставь нас, Кеша. — Сестра Лида ищет глазами сигареты.
— В самом деле, оставь, — соглашается Ада. — И не забудь платок. Ты уронил его, он может тебе пригодиться.
Теперь, не глядя, не поднимая головы, один шаг, второй, третий. Прикрыть за собой дверь, прикрыть старательно и на цыпочках, крадучись, вздрагивая от скрипа половиц, — к самому себе. Упасть в кресло, открыть окно, окунуть горячее лицо в прохладную темноту и дышать, дышать всей грудью, чувствовать, как легкие наполняют холод. Оцепенение мимолетно, секунды, не более того. Закрылась дверь, глаза беспокойно оглядывают комнату, высматривают каждый угол, вещи, книги — все в шкаф, с глаз долой. Поворот ключа, еще поворот. Теперь один, совсем один. И сразу же вопросы самому себе: случилось что? Велика ли степень вины?
Хочется пить. Стакан воды — полное отрезвление.
Ничего не случилось. Невинная шутка — не повод для подозрений. Я должен поговорить с папой. Папа мой союзник, я могу рассчитывать на папу.
Стакан воды плюс одна сигарета. Вдох — выдох, вдох — выдох. Сейчас папа работает, но обстоятельства вынуждают. Я не прошу, я призываю к здравомыслию, я требую, наконец. Мне должны верить, я не обязан оправдывать всякий поступок.