Ввел практичных новшеств тьму,
И престиж землевладенья
Поднял в дремлющем Крыму.
Как администратор, правил
Он среди своих земель,
Был не чужд научных правил,
Но наметил трезво цель.
Миллион в конце итогов
Генерал подвел давно,
Крымский Крез... Ну, а Сварогов?.. -
Дмитрий просто пил вино.
XXXII
Сок румяный лоз цветущих,
Как Гафиз, он пил и пел,
Но понять вина не пьющих
Виноделов не умел.
Убежденность, разность взгляда,
Меж гостей рождали спор,
О культуре винограда
Был различен приговор.
Свод Удельного подвала,
Филоксерный комитет,
Хоть значительны немало,
Но поэзии в них нет.
В этих скучных разговорах
Медленно часы плелись,
Cвет луны блеснул на шторах,
Тень отбросил кипарис.
XXXIII
Но хорошенькая фея
Вдруг впорхнула в кабинет,
Флером платья тихо вея
И оправив туалет.
Прямо из садов душистых
Шла она, как сон, легка,
В волосах ее пушистых
Два горели светляка.
-- Добрый вечер! - фея пела,
На балконе чай готов! -
Реверанс, и улетела
От профессорских очков.
-- Дочь нам чай пить приказала,
Господа, прошу! - привстал,
Допивая из бокала,
Утомленный генерал.
XXXIV
Но Сварогов распростился
И ушел. Прибой морской
Бился в пене, и светился
Весь в огнях сад городской.
Перебросились гирлянды
Разноцветных фонарей...
Музыка слышна... с веранды
Доносился смех гостей.
Воздух ночи легким флером
Одевал дома и сад...
Где-то в море пели хором
Мелодично, мирно, в лад.
С Набережной в переулок
Дмитрий повернул с угла.
Жизни шум там не был гулок,
И кофейня там была.
XXXV
Здесь сидел, в дыму кальянов,
С чашкой кофе, видом хмур,
Вдоль узорчатых диванов
Молчаливый ряд фигур.
В облаках летучих дыма
Чубуки курили там
Турок, сотник из Солима*
В красной феске, софт, имам.
Был араб--монах из Мекки,
Чернолицый и в чалме,
Опустившей скромно веки
И сидевший в полутьме...
Из краев далеких гости.
Кое-где беседа шла,
И в кофейне, на помосте,
Совершал намаз мулла.
_______________
*) "Солим" по-турецки - "Иерусалим".
XXXVI
Чайник пел, очаг зажженный,
Тлели уголья во мгле...
Дмитрий сел, мечтая сонно,
И велел дать нергилэ*.
Сотник, исчезая в дыме
И крутя усов концы,
Говорил: "У нас в Солиме
Дорожают огурцы!"
Софт расспрашивал араба,
Труден ли в пустыне путь?
-- На верблюдах! -- К Эль Каабу
Доберусь когда-нибудь! --
И опять замолкли хмуро.
Дмитрий здесь бывал не раз
Слушал медный звон сантура,
Песнь шаиров и сааз.
____________
*) Нергилэ -- кальян.
XXXVII
Чубука обвит змеею,
Нергилэ горел пред ним,
И от угольев струею
Подымался синий дым.
Грезы были все туманней
И вились, неслись в дыму...
Тихо он мечтал об Анне,
И казалося ему,
Что она -- Шехерезада,
И что слушать он не прочь
Без конца -- конца не надо --
Сказки в тысячную ночь.
О, пленительные сказки!
Пестрый рой! Волшебный сон!
Пусть, сплетаясь без развязки
Ночь еще продлится он!
XXXVIII
Но боюсь, -- в моей поэме
Вы заблудитесь со мной,
Как в таинственном гареме,
Светит лампою цветной,
Нас ведет Шехерезада,
И уходят строфы вдаль,
Точно комнат анфилада,
Фантастический сераль!
Вот под мавританской аркой
Золотой фонарь зажжен...
Разметавшись в грезе жаркой
Дремлют хоры ханских жен
И смотря на рой прекрасный,
Равнодушный и немой,
Бродит евнух в феске красной.
То - грядущий критик мой!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
КРЫМСКАЯ НОВЕЛЛА
Vergiftet sind meine Lieder,
Wie könnt es anders sein?
Du hast mir ja Gift gegossen
Ins blähende Leben hinein.
Heine.
Accedit questus, accedit amabile murmur
Et dulces gemitus optaque verba joco.
Ovidius, "Ars amandi".
Mephisto, siehst du dort
Em blasses schönes Kind allein
und ferne stehen?
Goethe, "Faust".
I
Ничего в прекрасном миpе
Женщины прекрасней нет!
Вечно в честь ее на лире
Будет гимн бряцать поэт.
Этой вечной песнью песней
Прославляется она,
Та, которая прелестней,
Чем все звезды и луна.
Легче серны и газели,
Стройных пальм она стройней,
И певцы давно воспели
Очи звездные у ней.
В ней вся фауна и флора;
В ней весь мир вместиться мог,
И не очень много вздора
Мир сложит у милых ног.
II
Ученик любви блаженной!
В женщине найдя весь свет,
Вникни в микрокосм вселенной,
Изучай, -- и много лет!
В ней лучи зари румяной,
В ней, дыханьем напоен,
Дышит нард благоуханный,
Poudre de riz и киннамон.
Эта дивная фигура
Праксителя образец,
В ней поэзия, скульптура,
Зодчество в ней, наконец.
Часто, -- что едва ли дурно, --
Восхищаемся мы в ней
Ножкою архитектурной,
Строгой аркою бровей!
III
Женщины, любви тревоги,
Да, прекрасны вы, как мир!
Сладострастный, козлоногий,
Не оценит вас Сатир!
Есть пошлейшие людишки,
Изобретшие порок,
В их глазах любви излишки,
Гадкий Фавна огонек.
Не поймут они, что мило,
Прелесть им недорога,
Им Киприда отомстила,
Им Гимен дарит рога.
Ими грубо и сурово
Женщина оскорблена,
И тому, что выше слова,
Чернь давала имена!
IV
Только юности открыта,
В красоте своей нагой,
Как богиня, Афродита
Из волны встает морской.
О, богиня грез влюбленных,
Твой прекрасен туалет!
Лишь для мудрых и ученых