Шевелятся волоса...
Кто-то стонет и рыдает
В самом сердце... Голоса
Плачут жалобно и тонко,
Нам напоминая вновь
То любимого ребенка,
То забытую любовь!
Смерть, печали, огорченья --
Не забыть их, не уйти!
И кивают нам виденья,
Став печально на пути!..
XXX
-- Уж давно я примечаю,
Барин, джин тебя следит,
Враг твой, дух!.. -- Мой враг? Не знаю...
-- Смысл созвездий мне открыт.
В книге я смотрел старинной,
Книге звезд, "Эльдыз-Намэ"...
Видишь там, за тучей длинной,
Господин, звезда во тьме?
Вот она -- с Хурван-Хураном,
Золотистою звездой,
Путеводной караванам!
Та звезда грозит бедой.
То -- Хазмер, твое светило!
Возвещает смерть оно...
Так предсказано мне было.
-- Э, Мамут! Не все ль равно?..
XXXI
-- Предначертано от веку, --
Сулейман сказал, пророк, --
Каждому дан человеку
Спутник, враг, недобрый рок...
Есть и твой... Его жилище --
Ветер ночи... Он с тобой
В пустырях и на кладбище...
Берегись, где дом пустой!
Он в развалинах ютится,
Он приходит тайно в храм,
Он летает точно птица!..
Он с тобой!.. где ты -- он там!
-- Мне о нем знакома повесть.
Да, он ходит по пятам...
Этот враг -- упреки, совесть...
Он со мной! где я -- он там!..
XXXII
И, коня пустив, Сварогов
От скалы несется прочь.
Вдоль холмов, вдоль их отрогов!
Лунная светлеет ночь...
И за Дмитрием, туманно
Пробегая там и тут,
Скачет следом неустанно
Тенью черною Мамут.
Стук подков, немолчный топот,
Храп встревоженных коней -
Ночи, ветра смутный шепот,
Шорох трав среди камней...
Дальше, дальше Дмитрий скачет,
Но за ним в туманной мгле,
Мнится, кто-то кличет, плачет
На покинутой скале.
XXXIII
Вот огни... исчезли тени
За оградой городской.
Шепчет здесь мольбы и пени
Лишь один прибой морской.
И по набережной длинной
Едет Дмитрий, где горят
С пестротою магазинной
Окон и эстампов ряд.
Шум, движение, коляски,
Хохот дам, толпа повес...
Те же лица -- те же маски!
Грубo их слепил Зевес!
Пошлость, помыслы пустые,
Тупоумие на них...
Дмитрий, сумрачный впервые,
Ехал шагом, зол и тих.
XXXIV
Моря шум звучал печальней,
Грустен плеск был сонных вод.
Дмитрий вдруг перед купальней
Увидал в кружке народ:
-- Барин, утонул здесь кто-то!
Поглядим! - шепнул Мамут.
-- Ну, а нам что за забота?
-- Вон шумят, спешат, идут!..
Что-то робко заблестело,
Вспыхнул бледный свет огня,
И утопленницы тело
Дмитрий увидал с коня.
Там, на груди обнаженной,
Как надежда, слаб и мал,
Синий пламень - спирт зажженный,
Точно светлый дух, порхал!
XXXV
Мнилось, будто бы из тела,
Чуть удержана на нем,
В небеса душа летела
Этим трепетным огнем.
Утонувшая лежала,
И в безмолвье красоты,
Странен был без покрывала
Вид холодной наготы.
Дмитрий видел профиль тонкий,
Очерк бледного лица.
Повернув коня сторонкой,
Ждал с волненьем он конца.
Мыслью странной осветилась
Сцена ночи перед ним,
И была знакома, мнилось,
Мертвая... с лицом немым!
XXXVI
Часто жизнь чужую губим
Мы не собственной виной,
И кого всех больше любим,
Горестью дарим одной!
Ничего страшней, быть может,
Зла слепого в мире нет!..
Дни идут... нас совесть гложет,
Нам печален жизни свет!
Без вины -- есть преступленья...
Совершая тайный суд,
Угрызенья и мученья
Эвмениды нам несут.
Что минуло -- оживает,
Не умчат его года!
Прошлое не умирает
В нашем сердце никогда.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СМЕРТЬ
"Ον οί θεοί ψίλοϋσιν, άποθνήσχοι νεος".
Μενάνδρος.
Fratelli, a un tempo stesso, amore e morte
Ingenere la sorte.
Leopardi.
I
О, напрасно тайный голос
Заглушаем в сердце мы!
О, напрасно мысль боролась
Светлой искрой в безднах тьмы!
Гаснут мысли и желанья,
Набегают мрак и тень...
Отогнать воспоминанья
Вновь не может юный день!
Поздно, солнце золотое,
Ты взошло, -- мой свет потух!..
Лишь в безмолвье, лишь в покое
Отдохнет усталый дух.
Ни любовь, ни мир прекрасный,
Ни далекие края
Заглушить в души не властны,
Что живет в ней, смерть тая!
II
Бросив все, в чем счастье было,
Бледной памятью гоним,
Дмитрий горько и уныло
Навсегда оставил Крым.
Волн немолчная тревога
В нем звучала с сердцем в лад.
Дальше путь! Скорей, дорога!..
Он не смел взглянуть назад.
Лишь от берега умчаться
Можем мы, -- он скрылся вдаль...
Думы те же в нас таятся,
Всюду встретит нас печаль!
Светят звезды, море смутно,
И на палубе пустой
Дмитрий ходит бесприютно,
Полный грустною мечтой.
III
Видел он, больной бродяга,
Пропонтиду и Босфор,
Островов Архипелага
Проплывал воздушный хор.
Точно небо, волны ясны,
И в лазури тихих вод,
Отраженный и прекрасный
Остров на море встает.
Мнится, меж водой и небом
Он повиснул, голубой,
Озаренный светлым Фебом,
И любуется собой.
Тает он, и очертанья
Скал сливаются вдали...
Если б так воспоминанья
Промелькнули и ушли!
IV
В знойный день Эвбеи дикой
Видел Дмитрий берега.
Края Греции великой
Почва бедная нага.
Вот и Сунион... Белея,
На скале Минервы храм
Про скитанья Одиссея
Дмитрию напомнил там.
Вот шумит Пирей торговый...
Бросив гавань для Афин,
Холм Акрополя суровый
Дмитрий посетил один:
Всюду впадины развалин,
Весь в обломках Парфенон...
Мрамор желтый гол, печален,
Точно череп, смотрит он.
V
Дмитрий видел знаменитый