– Только вы можете назвать любовь помехой, – сказал сват, ощущая гнев и отчаяние. – Вы пришли сюда, рассчитывая разоблачить меня, как шутника? Не хочу разрушать ваше представление об окружающем мире, милорд, но они любят друг друга и, скорее всего, так и будет дальше. Даже вы не в силах это изменить.
– Да, – согласился Данкирк, чем удивил Джосса, – не думаю, что у меня такое получится. Хотя и пробовать я не собираюсь, потому что не смешиваю дружбу с трахом.
Грубое слово ввергло Джосса в минутное оцепенение. Он не догадался ускользнуть, когда Соррель приблизился, оттесняя его к окну. Оказавшись в ловушке, сват ударился ногами о скамью под подоконником, но не стал садиться, опасаясь попасть в проигрышное положение.
– Они не так бахвалятся своим счастьем, как вашим невиданным талантом, господин сват.
Джосс ничего не сказал.
Соррель ухмыльнулся. Уордингтону захотелось ударить его. Ему захотелось врезать по лицу, а потом потребовать ответ, к чему все это? «Зачем, – хотелось закричать ему, – зачем вы так меня мучаете?»
– Итак, господин сват, – начал маркиз, беря его за подбородок и вынуждая посмотреть себе в глаза. – Какие личные чувства затронуты, что вы не можете аккуратно расписать меня на листе бумаги, как сделали с моими друзьями? Ненависть? Отвращение? Раздражение? Презрение? Жалость?
– Страдание, – сквозь стиснутые зубы выдавил Джосс, которому надоело чувствовать, как с ним играются, надоело быть мышью для кота-Сорреля. – Разочарование. Гнев. Смятение. Вожделение. Но больше всего страдание. Вы добились того, чего хотели, милорд. Я попался в ваши сети, как муха, и я ничего сделать не могу, только ждать, когда вы отпиршествуете мной и насладитесь своей победой.
«Уйдите, – взмолился он про себя, – просто уйдите».
Конечно же, маркиз не ушел. Вместо этого он заговорил, но насмешки, к которой Уордингтон себя приготовил, не было.
– Вы мне не нравитесь, господин сват. Вы самонадеянны и бесцеремонны, настырны и слишком умны, у вас великолепно получается появляться там, где вам не рады. Вы видите чересчур много, знаете чересчур много и не гнушаетесь использовать эти сведения в своих интересах.
Джосс рассердился.
– Вы описываете себя или меня? – поинтересовался он. – Я совершенно не такой.
– Такой. Уверяю, я описывал именно вас. Я еще не встречал человека, который бы меня так выводил из себя, как вы. Мне хочется придушить вас и положить конец самонадеянным заверениям, что любовь существует и вы можете обеспечить ее другим.
Он выпустил подбородок Джосса и провел пальцами по щеке, вниз по шее, задержался там на мгновение, а потом вновь взял его за подбородок. Если сват и был в силах выдать ответ на шокирующие слова Данкирка, то он был разрушен этой странной лаской.
– Вы доводите меня до сумасшествия, господин сват. Вы мне ничуточки не нравитесь, – сказал Соррель. Сейчас его глаза стали темно-серыми, словно вечернее зимнее небо, но привычного льда в них не осталось. Джосс не разобрал, что же в них было теперь, но они завораживали и пленили. – И все же спасения мне от вас нет. Каким-то образом вы забрались мне под кожу, а я не могу от вас избавиться.
У Джосса перехватило дыхание, сердце заколотилось, отдавая стуком в ушах, и ему захотелось понять, к чему клонит маркиз.
– Я должен сказать, что мне жаль, милорд?
Соррель вздохнул и тихо и раздраженно ругнулся.
– Как бы мне хотелось просто удушить вас, господин сват.
Джосс собирался ответить, но не смог, потому что оказался жертвой поцелуя, более головокружительного и ошеломляющего, чем тот, который случился в саду. Он вцепился пальцами в лацканы пиджака Сорреля, чтобы не сделать какую-то глупость.
Наверное, стонать было глупостью, но он не мог удержаться, когда Данкирк провел ногтями по его затылку. Джоссу стало интересно, как маркиз узнал, каким образом это на него действует, но потом поцелуй превратился в еще более головокружительный, и способность мыслить здраво пропала.
– Господин сват, господин сват, – сказал Соррель. – Что мне с вами делать?
– Могли бы начать называть меня по имени, – не задумываясь, резко ответил Джосс.
Данкирк удивленно посмотрел на него, явно не ожидая подобного. Затем усмехнулся.
– Как ваше имя? Джослин, кажется? Да, Джослин Уордингтон.
Джосс захотел забрать свои слова назад. Слишком неоднозначные чувства вызывало собственное имя, произнесенное Соррелем, и это ему не нравилось. Но он собрался с силами, не желая показывать смятение.
– Дома меня все называют Джосс.
– Джосс, – повторил Соррель, будто пробуя имя на вкус. – Что мне с тобой делать, Джосс?
– Кажется, вы были настроены придушить меня, – напомнил он.
Маркиз пожал плечами, и от этого движения их переплетенные тела вздрогнули.
– Марианна будет недовольна, если я убью тебя, и убийство оставляет пятно на репутации.
Джосс закатил глаза и оттолкнул его, усилием воли заставляя себя стоять прямо и отчаянно желая, чтобы кровь в жилах остыла. Но она всегда почти кипит, когда Соррель рядом.
– Чего же вы хотите, милорд?
Его взяли за подбородок, запрокидывая голову. Джосс ненавидел, когда маркиз это делал.
– Ты мог бы начать называть меня по имени, – усмехаясь, ответил тот.
Уордингтон вновь закатил глаза.
– Хорошо, Соррель. Так чего ты хочешь?
– Избавиться от тебя, – тихо произнес Соррель с огнем во взгляде, – но не думаю, что это так просто.
– Так что? – спросил Джосс, утомленный глупыми надеждами. – Мы будем продолжать, пока не убьем друг друга?
Данкирк отпустил его.
– Это возможный вариант, но какой бы заманчивой не была идея придушить тебя, меня не покидают мысли, как все может сложиться, заплати я твою цену.
У Джосса едва не остановилось сердце. Он понял, что не дышит, лишь когда набрал воздух в легкие, чтобы заговорить.
– Что? – он покачал головой и слегка оттолкнул Сорреля. – Если ты явился, чтобы насмехаться надо мной, то у тебя великолепно получается, но я больше терпеть это не намерен. Убирайся из моего офиса.
Вместо этого Данкирк опустился на широкую скамью под окнами.
– Какова была твоя цена? – спросил он. – Дружба, верность, навечно вместе, страсть, романтика.
От этих слов, которые когда-то были произнесены в гневе, а сейчас повторились так спокойно, Джосс вздрогнул, но не отступил.
– Да.
– Что ж, ты слишком меня раздражаешь, чтобы быть простым другом, – сказал Соррель. – Верность – это легко… ведь не я нарушал данные клятвы. У меня никогда не было двух любовников одновременно, – облокотившись о стену, он представлял собой картину ленивой беззаботности, будто обсуждал с другом последнюю книгу. Но его выдавали горящие глаза. – Навечно вместе мне не под силу. Кто-то может меня в любое время кастрировать или придушить. Страсть, конечно, гарантирую.
Джосс задрожал, когда его окинули пылающим взглядом.
– Романтика… – маркиз взмахнул рукой. – Я не пишу сонетов уже давно и больше не собираюсь этим заниматься.
Лишь Соррель стал бы вести переговоры в таком вопросе.
С внезапной досадой Джосс понял, что борется с улыбкой.
– Онемел, Джосс? – протянул Данкирк. – Тебе же, несомненно, есть, что сказать.
– Несомненно, – согласился тот. – Только мне необходимо свериться с записями…
Соррель заворчал и дернул его к себе. Джосс оказался неуклюже распластанным на скамье, а головой приземлился Соррелю на колени.
– Умолкните, господин сват. Ты действительно самый несносный человек, которого я когда-либо встречал.
– Мне необходимо свериться с записями, – упрямо повторил Джосс, – но первичное мнение составлено - твои условия пока меня удовлетворяют.
– Разве я не сказал тебе умолкнуть? – спросил Соррель, а потом наклонился, побеспокоившись об этом сам.
Конец