— Раз не хотите пистолет, возьмите свечу. Все мои покупатели выбирают либо пистолет, либо свечу. — Он покачал головой. — В безвыходном положении одни лишь дураки прибегают к помощи оружия.
Он протянул незажженную свечку Жюлю.
— А мудрые люди выбирают её! Держите.
Свеча стояла на круглой увесистой бронзовой подставке с резными узорами в виде головок проказливых эльфов и причудливыми старинными письменами. Схватив её, Жюль тут же ощутил, как тепло уверенности змейкой обвило его руки и проникло в самое нутро. Такое чувство, будто после бушевавшей всю ночь грозы наступил рассвет.
Толстяк кивнул в сторону витрины.
— Дела у меня идут неплохо, — самодовольно заявил он. — Я вовсе не торгую скобяными изделиями для обычных покупателей. Моя клиентура — глупцы и мудрецы. Глупцы попадаются чаще. — Он смачно причмокнул красными губами. — Что же до этой свечи… Стоит вечером зажечь её, — прищурился он, понизив голос, — и она выполнит множество ваших желаний самими разными способами. Как приятными, так и не очень.
Он постучал пальцем по бронзовой подставке.
— Вот письмена…
Маркотт напрасно силился прочесть. Иноземные каракули ни о чем ему не говорили. Он покачал головой.
Хозяин перевел:
«Лишь ступит на порог беда, увидишь свет во мне тогда».
Маркотт напряженно уставился на голубой воск, крепко вцепившись в подставку.
— С чего вы взяли, что у меня беда? — спросил он.
Внезапно по тёмному полу молнией пронесся котенок с молочно-белой шерсткой. Он остановился и принялся играть с полами пальто Маркотта. Не обращая внимания, Жюль слушал хозяина:
— Беда у каждого, кто сюда приходит. Никто еще не купил ни молотка, ни гвоздей, можете мне поверить. Вы, как и прочие, страдаете. Не знаю, в чем ваша проблема, однако она отравляет вам жизнь, и вы хотите выбросить её из головы. Порой приходится что-то уничтожить, и лишь тогда наступает спасительное забвение. А от чего желаете избавиться вы?
Доверия коротышка не вызывал. Маркотт не ответил, но в голове у него отчётливо пронеслось:
«Я хочу убить человека!»
Тени вокруг шевельнулись, сгущаясь вокруг таинственной светящейся фигурки. Котенок, что резвился в ногах у Маркотта, задрал мордочку и уставился ему в лицо зелеными глазищами, будто читал мысли.
Чувствуя, что молчание затянулось, Маркотт задумчиво провёл языком по губам.
— Свеча — не оружие, — произнес он сухо.
— Что может быть смертоноснее поцелуя женщины? — хмыкнул толстяк. — Но многие ли сочтут его оружием? Меж тем, важен только результат!
Жюль встретил его слова недоверчивым молчанием.
— Эта свеча несет гибель, — продолжал хозяин.
— Каким образом? — Жюль с усилием оторвался от гневных мыслей об Элдридже и о Хелен.
— Вечером зажгите свечу, — мрачно ответил хозяин. — Подождите немного, пока пламя разгорится. Затем трижды прошепчите имя того, кому желаете смерти. Означенное лицо тут же перестанет существовать.
Маркотт не спешил верить. Он уже успел немного собраться с мыслями. Слишком просто для правды, не выдерживает света здравого смысла и острого скальпеля логики. Однако проблема с его женой Хелен и Элдриджем, её другом-законником, была непростой и требовала решения.
Он сжал свечу крепче, подбирая слова.
— Откуда мне знать, что свеча сработает? Что в ней за колдовство такое?
— Вы не верите?
— Нет, не верю.
— Что ж, смотрите.
Хозяин чиркнул спичкой. Пламя отразилось в его синих глазах, блеснуло на седых волосах и румяном лице. Он зажег свечу. Подождал немного.
Незажжённая, свеча заливала комнату мягким дивным светом, исходившим изнутри женской фигурки. Теперь же её ослепительное лунное сияние переполняло душу.
Маркотт почувствовал, как что-то мягко коснулось его ног. Он опустил взгляд. Белый пушистый котенок всё смотрел на него огромными зелёными глазами и мяукал, показывая красный язычок и пытаясь ухватить за полу пальто.
Старик трижды прошептал что-то, и всякий раз пламя свечи трепетало, отклоняясь от дыхания. Затем мигнуло…
Котенок, игравший в ногах у Жюля, вдруг болезненно взвизгнул, словно получил пинок, и покатился по полу, корчась, фыркая и хватая когтями воздух. На мгновение он замер, вспрыгнул на прилавок рядом с Жюлем и кувырком опрокинулся в груду металла. Из пасти текла кровавая пена, белая головка вывернулась, будто в грубой хватке невидимой руки. Зеленые глаза страшно выпучились, а красный язычок торчал, зажатый между зубами. По тельцу пробежала последняя судорога, хвост дернулся и затих.
Котёнок был мёртв.