– Боже, – прошептала имя Его всуе Адали. – Наконец-то. Боже.
Вини боялась посмотреть на Богата. Боялась увидеть, как выражение его лица меняется с привычного благодушия на потрясение и лютую ярость. Поэтому всё внимание своё обращала на спутницу. И зацепилась. Что-то не понравилось ей в свекрови. Сухие глаза. Сухие… Как так? Адали ускоряла шаг. Вини, словно тигр на охоте, без единственной мысли в голове, закралась за ней.
Супруга угадала – Богат излучал довольство погожим деньком, когда направлялся к отмеченному на карте месту в Венсенском лесу. Сказала, там чудный вид. В самом деле, под боком – блюдце замёрзшего озера. На другом берегу белая каменная беседка. Но не фотографироваться его Вини позвала сюда. Нет-нет-нет. Вчера была как на иголках. Суетливее и молчаливее обычного. Даже чай пролила. Дважды. Неужели разобралась в себе (с его посильной помощью)? Надежда вселяла восторг. В холе отеля, в вагоне метро, под сенями дубов, раз за разом возвращаясь к этой мысли, он сдерживался, чтобы не вскинуть руки, не явить победный клич. Но, как на качели, скатывался в крайность другую. Несмотря на то, что одна половина талдычила: «Ага, она признается», вторая повторяла эхом, только без сарказма. Богат усердно прислушивался исключительно к хорошему предчувствию.
Выплыв из кустов на безлюдный бережок, оптимист с ходу принялся строить глазки жёнушке, ещё не видя её. Сто пудов сидит сейчас на краешке скамейки, поджав коленки, и в тысячный раз репетирует свою полную эмоций и сногсшибательных открытий речь. Декорацию сцены слагали сухие тучи, кромка леса и да, та самая далёкая беседка, косящая под творение античное. Но дух захватило и остановило время не примечательный вид, а главный антагонист этой трагедии. Шок не поразил его. В одно мгновение он стал его естеством, его чревом и сутью.
Аки зритель первого ряда, будто в замедленной съёмке, Богат сейчас сумел бы посчитать число взмахов крыла колибри, если потребуется. А ему достался грациозный танец… родной матушки! Рука её плавно (только для него, ибо в реальности минула доля секунды) нырнула за пазуху и рывком дёрнула оттуда… пистолет? Ах, если бы. Баят-г4 – даже в тени небес горящая бронзовыми боками так называемая «гражданская» модель смертоносного пневматического оружия. Так вот почему конец жизни сравнивают с туннелем «туда». Сказки, что свет. Чёрный провал. Одно сплошное ничего. Всё. На него в упор смотрело дуло, и хоть до матери ещё метров семь, казалось, что Богат лицо насадил на её ствол. А по обе стороны от точки – унаследованные им притягательные глаза самого родного человека, в коих клокотал ад. Сын не заметил, как застыл. Идеальная мишень.
Запущенный отточенным движением изящного пальчика на спусковом крючке дротик с хлопком вырвался на волю. Игла проткнула материю. Яд прыснул в плоть, но тут же отхлынул в ампуле, не найдя выхода. Путь ему отрезала калёная сталь. Железная рука в перчатке приняла огонь на себя – обхватила ствол, начинённый единственным патроном.
Тело сделало всё само. А думалось, геройство – явление осознанное. Слава Богу, Вини шла с левой стороны, иначе бы хватила отравы. Но живая рука не осталась безучастным придатком. Примечательно, что сразу после грохота сработавшего оружия, убийца цапнула невестку, и только потом сигнал дошёл до мозга. Адали полагала пальнуть в сына и удержать свидетельницу, чтобы та не побежала вырывать ампулу. В первую очередь у застреленного отсыхают руки, и помочь сам себе уже не может, а через десять секунд – он труп. Осечка невозможна. Невозможна. И…
«У неё что, протез?!»
Искусственная рука отшвырнула самострел, но вторая так и осталась в оковах захвата. Вини потеряла равновесие – Адали двинула ей в нос. Мужчина с невиданной доселе ловкостью присел, нырнул в кусты, кубарем докатился до ближайшего дерева. Спрятался, прижавшись к стволу, зачем-то прикрыл голову руками. Лучшее, что может предпринять зайчонок, заприметив охотника в опасной близости – спрятаться. Вылетевший из пущенного в свободный полёт Баята-г4 дротик с нежным шорохом вошёл в снег, совсем рядом. Богат запищал, сжался в калачик. Дрожал осиновым листом. Кому аксиома бесстрашие и мужественность, тактично (или токсично) промолчали бы сейчас. Столь страшно и жалко это было. Дико.