Подвал напоминал временную постройку, отчего больше, чем церковь из детства, походил на жестокую действительность. Не давило величие убранства. Но черты ликов так и не смягчились. Проснулся «внутренний ребёнок», оживляющий всё подряд, вкладывающий тайный замысел в качание ветви на сильном ветру, различающий музыку в цокоте часового механизма. Нехорошо сесть прямо на пол, возле иконы Николая Чудотворца. Предпочесть юбке – джинсы, не покрыть голову платком. Смотреть так, будто задала вопрос, на который ей непременно должны ответить. В самом деле, как депрессивный подросток. И снаружи, и внутри. Осталось только осквернить свято место венозной кровью.
Но во взгляде Вини крылся не вопрос – просьба не обижаться. К кому? К чему? Да ко всем и всему, кто хоть в теории того заслуживал. Ведь сейчас, после бессмысленной беготни и приступов истерики, к ней, наконец, пришёл покой. Не страшно. Не плохо. В подвале храма она как никогда чувствовала себя уместно. Будто весь её жизненный путь, все пятьсот сорок три года прошли для того, чтобы накануне прийти сюда. Домой. И суровые взгляды святых, как у мамы, на самом деле демонстрируют неравнодушие. Любовь. И сырой стылый воздух как формалин с привкусом медового воска.
Приложив затылок к колонне, Вини провела на полу два часа. Лишь раз подняла глаза – на старушку в чёрном, шаркающей от одной лампады к другой. Служительница не поворачивала головы в её сторону. Схлопывала язычки пламени подушечками пальцев, складывала свечи в мешочек. Прихожанке в своём молчании не было скучно, но невольно засмотрелась. Как ни старалась быть хорошей, далеко ей до мирности этих женщин. До душевной целостности этих людей.
Время, наполненное бесконечной умиротворённостью, ползло медленно. В безопасности клонит в сон, но не в случае Вини. Она вообразила, как ей перепадёт дар вечного бодрствования, если останется здесь. Из полудрёмы вырвало предчувствие. Чьё-то присутствие вне поля зрения. Подрываясь, девушка обошла колону, выглядывая кого-то в темноте. Когда нашла – широко распахнула глаза. Разомкнула губы, сжимая челюсти. Головки бровей поползли вверх, придавая лицу вид драматичной маски. На горизонтальном бетонном выступе под потолком прятался он. Не белоснежный, без оливкового стебелька в клюве, но самый настоящий, живой голубь. Сизая птица едва слышно скребла когтями, устраиваясь поудобнее. Вини, как зачарованная, смотрела и не верила своим глазам. Тот, кого видела на улицах города каждый Божий день, здесь и сейчас породил такой спектр чувств, от праведного ужаса до благоговения, что не удержись за стену – сползла бы на пол. Будто со стороны услышала свой шёпот:
– Посмотри на меня.
Совпадение, символ, знамение в образе голубя не мотнуло головой. Как бы Вини того ни хотела – не мотнуло. На помощь пришли знания из уроков биологии. У птиц не бинокулярное зрение, и то, что она видит один глаз, вполне может значить, что он смотрит. Похоже, в никуда… Внутри защипало. Защемило.
Голубь, скорее всего, напуганный чрезмерным вниманием к своей персоне, взметнулся к одной из икон и, не сумев устроиться на узкой раме, вылетел через открытую дверь. Вини ещё долго смотрела ему вслед. Не верила, что Он всё-таки оставил её. Одну. В темноте. В неведении, что там, наверху, рассвет. Для всех, кроме неё.
Глава 11 – Похороны
Открыв дверь ударом ноги, он вбежал в светлую комнатку. Хищно огляделся. Возле туалетного столика, у распахнутого окна, нашёл полуголую Вини. Потревоженная вторжением, она стыдливо прикрывалась и пятилась. Не говоря ни слова, мужчина грубо схватил её за плечо и поволок за собой.
От попытки вырваться у неё только сильнее стянулась кожа, спутались ноги. Девушка сжала его запястье железной рукой. Тот отпрянул, взвыв от боли. Пока разглядывал, не сломала ли ему чего, отбежала. В этот момент выход преградили трое охранников. Вини, уже наплевав на свой внешний вид, махнула им.
– Стойте! Не надо. Это мой брат.
По уставу, в этом крыле Траурного дома никого, кроме заказчицы и провожающего, быть не должно. И администратор вызвал их по рации для выполнения конкретной задачи – догнать и выпроводить нарушителя.
– Пожалуйста, выйдите.
Один из них кивнул остальным, и господа удалились. Только Богат протиснулся внутрь, тихонько притворив за собой дверь. А Витариарх так и стоял в углу, держась за запястье. Мокрые глаза его маслянисто поблёскивали. Излучал напряжение. Бомба замедленного действия, и время на исходе.