Противоречивые чувства поспособствовали учащению пульса. Только строгое следование плану помогало сохранять лицо. Уверенность давала сил для актёрства. Подводя супругу к гробу, гонял по кругу одни и те же воспоминания. Как незадолго до настоящих событий посетил контору, где по заказу делали гроб для его жены. Как пропустили под каким-то глупым предлогом, стоило показать «брачную страницу» паспорта и сунуть пару банкнот в сухую руку. Как распихивал «секретики», наспех зашивая, прикрывая кривую строчку оборкой.
Как и таланта швеи, способностей к фокусничеству Богат за собой прежде не замечал. Но настал час, когда пришлось продемонстрировать всю ловкость рук. Второго шанса не представлялось, это подстёгивало. Сцена, куча зрителей, и государственный представитель за спиной бдит, собака. Прощальный поцелуй – не только подарок Вини по случаю, но и единственная возможность скрыть шприц с Баятом от чужих глаз. Сунул бы в карман – заметят, за пазуху – заметят. А порыв страсти простителен для главных действующих лиц мероприятия. Обхватил её лицо, прижался. Игла вошла в подушку, в заранее спрятанный там пузырёк. Его резиновая крышечка едва слышно чпокнула под тканью от прокола. Слил яд, зажал шприц в кулаке, чтобы не было видно, что он пустой, и вколол в сердце Вини воздух.
Ужасно. Убийца чувствовал себя ужасно в своей новой роли. В сотый раз обругал себя, что год назад принял столь заманчивое предложение. Она ведь принимала всё за чистую монету. То, что сказала. То, с каким выражением глаз переживала эти бесконечно долгие десять секунд. Показалось, что это он в её руках, снова там, на вершине башни, изнемогает, а не наоборот. Знал, что чуть позже Вини очнётся. Знал. А душа всё равно обрушилась, когда пульс на девичьей шее не прощупался. Когда грохнула крышка, чуть не отрубив ему пальцы, и заскворчала сварка.
Нет, он всё-таки неплохой актёр. Потому что ему хватило самообладания первому кинуть горсть земли. Потому что выстоял до самого конца, хотя на благодарности за соболезнования сил уже не нашёл. Горе и страх – братья по несчастью. Приложи немного старания, и одно другое скроет.
Узник водяных часов. Отведённое ему время отныне мерилось каплями зелёного цвета с запахом лекарственных трав. Стук, с которым они падали ему на макушку откуда-то сверху, усиливался, пока таксист вёз Богата домой. Выйдя из машины, пассажир нервно провёл рукой по шевелюре, как с волос смахивают паука. Но это был дождь. Вода с неба, только и всего.
Сумерки густели. Из-за плохой погоды ночь наступила раньше. Усадьба не заметила ухода хозяйки. Зеркала не завешаны. Очаг греет, как прежде. Даже постель застелена, будто Вини вот-вот должна вернуться.
Горящие поленья трещали в камине, аккомпанируя гулу ливня. Тлеющая бумага с хрустом сворачивалась, кукожилась в бурые бутоны. Документы Винивиан Степанчик хорошо топили дом. Блики пламени робко мелькали в стекле, пытаясь перевести внимание единственного человека в гостиной с мрачного пейзажа на себя. Но Богат не видел ни то, ни другое. Перед глазами стоял бутылёк с чёрной этикеткой, точно картинка в негативе, отпечатавшаяся на сетчатке. Всеми правдами и неправдами убеждал себя, что тот «стакан» был на половину пустой, как минимум! Он-то сам отпил немного. Значит, должно хватить… По пропорциям до утра должно хватить.
«А потом, – шептал провожающий, нервно царапая локти, – а потом спит. Да? Коматозники сразу не встают. Она будет спать».
Порыв выбежать в дождь, в темноту уже сейчас, был оперативно подавлен. Помощники ждут рано утром на окраине. Без них ничего не сможет.
«Должно хватить».
Не успело затеплиться небо на востоке, как Угунди выкатил из гаража. Надобно вспомнить водительские навыки. Потренироваться по пути. К тому же, это дорога за городом. Без адских развязок и полос с рецессивным движением. Знай себе, поезжай прямо. Дело двадцати минут.
Страж обочины с полосатым жезлом буквально из-под земли вырос. Сердце сжалось, кровь прилила в ногу, вдавившую педаль газа в пол. Сообразив, к чему всё ведёт, горе-водитель не оставлял надежд оторваться, поставив всё на преимущество дорогущей тачки перед их разукрашенным корытом. В скорости легковушка, может, и уступала, но только потому, что её тяжелела конструкция с арканом. Удар грудью о руль ознаменовался гудком, выбил воздух из лёгких. Завизжали шины, понесло палёной резиной.