– Я сам варился в этой каше, – сказал он. – Знаю я всю эту вашу политику…
– Это не наша политика! – заявил Жуков. – Это ИХ политика, и я не хочу иметь с ней ничего общего. Я знаю, что ты получил свою порцию тумаков и разуверился в том, что можно совершить хоть что-то полезное. Били тебя по темечку, били… Знаешь, меня лупили не меньше твоего, но я не сложил ручки. А ты нырнул в болото, ушел в околополитический слой. Слой тех, кто когда-то был допущен , а потом оказался не у дел. И теперь ваше занятие – курить, принимать горделивые позы, обсуждать, какой козел этот Василий Петрович, которого вы звали просто Васькой, а теперь он замгубернатора, и берет на лапу столько-то…
– Не принадлежу я к этому слою, – тускло сказал Николай. – Достали меня все слои – и околополитический, и псевдоэкономический, и гордопатриотический… Я просто сам по себе. Иди к черту, Илья.
Давила задумался. В течение некоторого времени переваривал что-то в своей черепной коробке, поднимал и опускал брови, тер лысину рукой. И вдруг просиял.
– А ведь ты прав! – заявил он радостно. – Ты – не из этих! Ты совсем не такой! А я-то думаю, зачем я тебя пригласил? Ну правильно! Если бы ты был из этих, ты бы мне не подошел…
– А так – подхожу? – мрачно поинтересовался Краев.
– Конечно! Ты – самое то!
– И для чего же я подхожу?
– Впереди выборы Думы и президента. – заявил Давила. – И я не намерен сидеть, сложа руки. Я все просчитал: у моей команды есть шанс. Да, у меня есть команда – небольшая, но весьма толковая. Мне не хватает двух человек. Я имею в виду не людей какой-то определенной профессии. Имею в виду именно вас – двух талантливых индивидуумов. Для этого я и пригласил сюда вас, Николай и Эдуард. Вы войдете в мою команду!
– Сбрендил, – уверенно поставил диагноз Эдик. – Я смотрю, наш Илья сегодня какой-то не такой. Раньше в основном о бабах говорил, а теперь все больше о политике. Сбрендил Илюша. И нас хочет за компанию в дурдом прихватить. Куда суется?
– Ну хватит… – Николай тяжело поднялся на ноги. – Вижу, разговор наш принял самое идиотское течение, на которое только способен в подпитии мой старый приятель Илья. Пора мне, пожалуй, хлопцы. Домой, до хаты… Извините.
– Т-ты куда, Коля? – Эдик обалдело закрутил головой, схватил Краева за рукав. – Ты что, обиделся? Между прочим Илья во многом прав. Он по делу многие вещи говорит. Он в корень зрит…
– Зрит… Зырит.
Николай поплелся к прихожей. Сил не было совершенно. Нужно поймать такси. Может, по телефону вызвать? Ладно уж, спустимся на улицу, не хочется до телефонной трубки дотрагиваться. Скорее на свой диван, к любимым книжкам. Молчаливым книгам, не издающим звуков.
– Чего это он? – Эдик прихлебывал чай с лимоном, обжигался, но мог пить только такой – раскаленный, почти кипящий. – Неплохой мужик этот Николай. Только измотанный какой-то весь. Не сказал бы я, что он злой – скорее, недоверчивый, разуверившийся во всем хорошем. Как будто из тюрьмы вышел.
– А так и есть, – сказал Жуков. – Никак он из тюрьмы не выползет – из той, что построил собственными руками. Тюрьмы собственного нежелания общаться с внешним миром. Талантливый он, неординарный. Только не всем такие люди нравятся. Свернули Коле голову – напрочь. Хорошо, хоть живой он еще, и не в психушке. Ладно, с ним мы почирикаем попозже. А теперь вернемся к делам нашим грешным…
ГЛАВА 3
СВЕРХДЕРЖАВА. 2008 ГОД
ГОСТИНИЦА "ЯРОСЛАВСКАЯ". ВЗГЛЯД НА ПРЕЗИДЕНТА
Рихард Шрайнер сидел в номере гостиницы и смотрел "Телерос".
Это было довольно тупо с его стороны – сидеть и смотреть телевизор. Не для того Рихард ехал в Россию, чтобы пялиться в ящик. Но он сдался, уступил навязчивым предложениям телесистемы: "Посмотри меня!", как уступают щенку, бегающему за хозяином из комнаты в комнату и требующему ласки. Трудно было не сдаться. Плоские телеэкраны были вмонтированы в стену каждой комнаты, они включались и выключались автоматически при перемещении Шрайнера по номеру гостиницы. В ванной имелось сразу два экрана, черт их подери. Даже в сортире, и без того оборудованном по последнему слову техники, был маленький телевизорчик. Когда Шрайнер сидел на унитазе лицом к лицу с симпатичной дикторшей, ему казалось, что она подсматривает за ним и улыбается ехидно именно по этой причине. Он пробовал выключить туалетный телевизор при помощи универсального пульта, но что-то не срабатывало – вместо выключения происходило непрерывное переключение каналов. Лица в экране сменялись, и на всех была та же усмешка. В конце концов Шрайнер ретировался из туалета, будучи твердо уверенным, что на его физиологические отправления полюбовалась половина телеведущих мира.
Россия была замечательной страной, многое здесь было устроено лучше, чем в Германии. Но вот этот пунктик Шрайнера раздражал – сдвиг России на телевизорах и телевещании.
Россия имела собственную систему телевещания – "Телерос". От прочих систем она отличалась улучшенным качеством изображения и полным отсутствием рекламы. Система "Телерос" пользовалась огромной популярностью во всем мире, передачи ее транслировались через спутники на сотнях языков, включая такие экзотичные, как хуту и суахили. Но принимать их можно было только на российских телевизорах. Технологию "Телероса" не удалось пока расшифровать никому.
Русские снабжали своим телевидением всю планету. А вот к чужим телевизорам относились плохо. Ввоз иностранных телевизионных устройств в Россию был запрещен – Шрайнер убедился в этом на собственной шкуре. Впрочем, можно было настоять на ввозе иностранного телевизора или компьютера – если ты приезжал в Россию надолго. Но в этом случае в телевизор устанавливался спецдекодер, и он автоматически превращался все в тот же приемник "Телероса". Такой вот бесплатный подарок российского государства, отказаться от которого было нельзя.
Кроме российских каналов, "Телерос" ретранслировал большинство передач других телекомпаний мира – безо всяких купюр и цензуры. В том числе такие передачи, где Россию поливали грязью и объявляли главной причиной мирового финансового кризиса. Похоже, Сверхдержаве плевать было на мелкие комариные укусы.
Вот и сейчас Шрайнер смотрел репортаж о международной пресс-конференции в Риме. Передача велась итальянским телевидением, наушник синхронно переводил чужую речь. Шрайнер сидел в кресле, положив ноги на подставку, и курил. Он слушал президента Российской Федерации и изучал его физиономию – в тысячный раз уже в своей жизни.
Внешность президента была знакома Шрайнеру до последней морщинки -впрочем, как и большинству людей на планете. Высокий, худой пожилой человек, седые редкие волосы со старомодным пробором, светлые глаза. Президент был похож на учителя литературы – интеллектуал с негромкой речью и безупречной дикцией, никогда не путающий падежи. Он мог бы показаться даже мягким, если бы Рихард не знал, что он представляет из себя в действительности. Президент России Петр Иванович Волков был человеком номер один во всем мире – по всем рейтингам. За его спиной стояло самое богатое государство, самая неуязвимая, хотя и немногочисленная военная оборона, самое технологичное производство. И, конечно, СИЛА И ТЕРПИМОСТЬ – лозунг, официально применяемый Россией для обозначения своей политики, как внешней, так и внутренней.
Россия стала непонятной страной. Она не участвовала в международных войнах, разгоревшихся в первое десятилетие двадцать первого века во всех точках планеты. Она распустила свою армию. Она задавила экономически весь мир и не шла на финансовые уступки. И, самое главное, никто не мог понять, что движет фантастическим развитием России. Шрайнер приехал взглянуть на все это собственными глазами. Еще недавно он питал иллюзии, что поймет хоть что-нибудь. Но надежды его таяли с каждой минутой. Он все больше чувствовал себя землянином, прибывшим на чужую планету.