— Я тоже хочу иногда командовать каким-нибудь жутким монстром. Будет мне за водкой бегать,— сбавив скорость, помечтал Почкин. — Как это у тебя получается, Кологривов? Ничего не понимаю. Ты ж в последнее время явно был в “ауте”. Тело-пломбир в отстойнике-холодильнике, душа, то есть пси-структура, в каком-то яйце, яйцо хранится у субстанции-богини. Твою гнилую душонку даже в синтетический организм не пускали, как самый антиобщественный элемент.
— Ты называешь мою “гнилую душонку” пси-структурой? Забавно. Я бы назвал ее упырем, который хочет удержать свои силы-заряды. Особенно, когда она выдрана из законного тела и вдобавок лишена сообщества Девятки. Упырь все время сидит в засаде, пытается пристроиться на волну другого такого же невезучего объекта и выкачать из него энергии. Когда у богини-лады вновь очутилась потрепанная душа Курова, я легко приручил этого раненого звереныша. В свое время наш полимерный режиссер каким-то образом выпал из объятий Девятки и попал на вольные хлеба, что впрочем не пошло ему на большую пользу. Ведь Девятка — это не только обмен энергиями, но и поддержание совместной воли к жизни. Тем не менее, следующим, куда более независимым образцом стал я, и злоключения Курова мне в общем-то пригодились…
— Ну, будем считать, что объяснил. Декабристы разбудили Герцена и все такое… Богиней-ладой ты, надо понимать, ласково кличешь Материнскую Субстанцию. Но, кажется, не догадываешься, что она предательница какого-то там неземного дела. И экспериментировала на двух балбесах, тебе и Курове… Вернее, трех — меня тоже можно добавить в вашу непрезентабельную компанию. — Чтобы отвлечься от малоприятной темы, Почкин спросил невпопад.
— А вместо булавы и клинка может квибсер вырастить, например, эскимо на пальце?
— За вкус не ручаюсь, но холодное оно точно будет. Увы, меня сейчас другое тревожит. Новые усовершенствованные синтетики, или, по-твоему выражаясь, суперквибсеры — не просто оборотни, но, кажется, еще способны производить квибсерят без всякого участия богини-лады. Тогда ясно, почему наша жидкая дама всполошилась. Через восемь часов начнется цикл размножения,— отметил Кологривов без особых признаков душевного волнения.
— Мы еще старые проблемы не решили, а ты, неугомонный, уже новые создаешь,— недовольно отозвался Почкин.
Беглецы, пыхтя, преодолели железобетонный лес, состоящий из остатков цеховых стен, а также металлический кустарник из проржавевших вагонеток, рельсов и стального проката. Преодолели нынешнюю границу Завода, то есть проволоку-колючку и нацепленные на нее банки, причем Кологривов ловко выискал место, где ограждение было надрезано снизу. Металлургические заросли продолжались и за колючим забором, потом они резко сменились “редколесьем” и “лесостепью”, где беглецы и столкнулись с группой всадников. Да так столкнулись, что и удирать было некуда.
Всадники прибарахлены были в традиционные тюркские халаты, посажены на жилистых оразумленных лошаденок-мутантов, немало напоминающих приземистых верблюдов-недоростков. Все конники приоделись в легкие титановые кольчуги, защитные металлические чепраки имелись также у лошадок. Тюркские головы вдеты были помимо меховых шапок еще и в каски с рожками. Вооружилась кавалерия самозатачивающимися шашками, многозарядными самострелами с оптическими прицелами и особо упругими спусковыми пружинками. Стрела, вылетев из такого приспособления, пробивала доску на расстоянии полкилометра. Ну и шкуру само собой. У кое-кого из всадников в седельных кобурах лежали винтовки.
— Откуда здесь взялись эти типы? — краешком рта выпустил Почкин.
— У них степь выжгло Новым Солнцем,— также краешком объяснился Кологривов.
— Погоди, не было ли такое выжигание специально устроено? Кому это выгодно?
— Тому, кто хочет устроить разброд в Темении, а, может, конкретно в Березове. Ну, поработай своей умной головой.
— Сейчас умная голова будет оттяпана и укатится под кустик как какашка,— мрачным шушуканьем предрек Почкин, а Кологривов, напротив, ласково улыбнулся самому представительному, то есть, упитанному аскеру. Тот почесал себе спину кривым кинжалом, а затем произнес:
— Ну, будэм гаварить или в малчанку играть? Куда спишиль?
— В крепость, бай,— вежливо отозвался Кологривов. — Больше тут интересных мест нет. На Заводе пулеметы и большая охрана. В городе полно княжеских стражников.
— И чыго там в крэпост интэрэсный? — последовал резонный вопрос.
— Только там и можно найти штуки-дрюки, которые вам очень понравятся. Их туда со всей округи стаскивали. Все-таки филиал Храма Чистоты. Кто туда направится, попадет прямо в яблочко.
— Нам ныравится лишь адно, когда нычто не мешаит нашым лашадям и стадам — ни стена, ни дом, ни поле. Ровное нэбо свэрху, ровный зымля снызу. А посредине я, атабек Кероглу-багатыр, и мои аскеры. — Важный бай скромно отозвался программой-минимум, но все-таки полюбопытствовал: — Расскажи, что за хытрый штука в крэпост?
— Арканы-самохваты, ползучие глаза-соглядатаи, одеяла-самогреи, их на халаты и трусы перешьете, самосворачивающиеся и саморазворачивающиеся пластиковые палатки, юрты, то есть…
— Красивый пэсни поешь. А надувные бабы эсть? — решил уточнить атабек.
— И это, если поискать в кладовке, найдется.
— А то, панимаэшь, мясные бабы надаедают, да и жрать они всегда хатят,— пожаловался атабек под смех аскеров, переходящий в ржание. — Ладно, ты мэне убедил. Сы нами пойдешь, путь покажешь.
Кероглу ткнул нагайкой в сторону Почкина.
— А этат вэрзила зачэм нам нужэн? Мнэ кажэтся, эсли пакавэрять в его брюхе саблэй, там найдется мыного калбасы и пива. Зачэм такого жруна на зиму аставлять?
Блюститель испуганно схватился за живот и подумал, что вражеский предводитель не столь уж далек от истины.
— Если обещаете выдавать жалованье золотыми монетами, тогда буду защищать,— шепнул Кологривов Почкину.
— Золотыми не могу, я тебе землицы еще отрежу. Защищай, не пожалеешь,
— господин Блюститель перешел почти на чревовещание.
— Ну, ладно, так уж и быть… Уважаемый атабек, этот человек-верзила знает все крепостные ходы-выходы лучше меня. Есть такие люди — расхитители, несуны. Вот он как раз из них.
Почкин судорожно оглянулся, нет ли поблизости кого-нибудь из березовских жителей.
— Ай, гулям-маладэц,— похвалил Блюстителя атабек,— ну, цэплайсь за стрэмя.
И, стараясь не отстать от коней, Почкин с Кологривовым повели тюркский отряд к крепости. По пути еще не раз попадались группы налетчиков, Кероглу что-то втолковывал им, шлепая Кологривова по затылку. Наверное, достаточно убедительно, потому что присоединялись новые и новые всадники. Иные из них имели за плечами ремесленно-сработанные гранатометы, напоминающие небольшие средневековые пушки.
Внушительное в итоге получилось войско, триста сабель не меньше. Да еще несколько кибиток с лестницами и прочим “оборудованием”. И пару тачанок, на которых были установлены безоткатные орудия.
Вот уже высокие тополя перестали заслонять стены крепости. Всадники растеклись меж низеньких домиков, примыкающих ко рву. Было видно с какой нервной скоростью крепостные стражи закрывают ворота и поднимают мостики.
Однако тюрки действовали сноровисто и согласованно. С крыш соседних домов открыли стрельбу по крепости: зубцам, бойницам и всему, что двигалось. Стены каких-то мигом разобранных сараев послужили новыми мостками, по которым устремились через ров аскеры с лестницами. Правда, некоторые из них срывались вниз, к хищным карасям, которые радовались обильной поживе, однако это не сбивало общего задора.