Выбрать главу

Он снова запустил установку, и мы прильнули к экрану. Сначала он был чист — лазерный луч настраивался на массивный твердый предмет. Райх подкрутил ручки, и начали появляться волнообразные линии, правда, теперь они были еще тоньше. Райх еще что-то подкрутил — линии начали сходиться, пока весь экран не покрылся затейливыми узорами из черно-белых полосок, словно по телевизору демонстрировались полосатые брюки. Внимательно приглядевшись, можно было различить среди полосок черные царапины — это были зазубрины на камнях. Я настолько вымотался за последние часы, что даже был не в силах выразить свой бурный восторг. Теперь сомнений не оставалось — точно такие же символы я не раз уже видел на базальтовых фигурках. Я узнал иероглифы, составлявшие имя Абхота Темного.

Мы сделали все, что смогли. Отсняв на пленку изображения на плитах, мы пошли в палатку Райха и связались по радио с Измиром, где находился Дарга. Райх разговаривал с ним минут пять. Он объяснил ситуацию, принес извинения за рискованную операцию с «Кротом» — как-никак, тот принадлежал турецкому правительству — и рассказал ему, что мы установили происхождение плит, принадлежавших культуре «Великих Древних», о которых упоминается в одной из надписей на статуэтках.

Должно быть, Дарга был слегка навеселе: ему долго пришлось все объяснять, покуда он наконец сообразил. Он предложил связаться с Фуадом и вылететь к нам немедленно. Мы убедили его, что это ни к чему, поскольку сами собираемся спать. Тогда он предложил запустить «Крота» вокруг остальных плит, но Райх объяснил, что это невозможно: «Крот» не может двигаться вбок, только вниз-вверх. Чтобы изменить направление, его надо поднять футов на сто и снова опустить под другим углом, а на это уйдет несколько часов.

Наконец мы простились с Даргой и отключили связь. Несмотря на жуткую усталость, спать не хотелось. У повара нашлось все необходимое для кофе и, плюнув на все наше здравомыслие, мы сварили кофе и открыли бутылку бренди.

В ту ночь 21 апреля 1997 года я и рассказал Райху о происшедшем со мной накануне. Начал я с этой истории просто для того, чтобы отвлечь наши воспаленные рассудки от тех семидесятифутовых исполинов, что находились прямо под ногами, и мне это удалось, поскольку Райх, к моему удивлению, не нашел ничего странного в моем рассказе. В университете ему приходилось изучать психологию Юнга, и там он познакомился с идеей «родового бессознательного». Согласно этой теории, если такое бессознательное существует, то каждый индивидуум со своим мозгом не есть отдельный остров, а является частью гигантского континента сознания. Да, Райху знаний в психологии было не занимать. Он процитировал работу Олдоса Хаксли, которые экспериментировал с мескалином в сороковых годах и тоже пришел к выводу об устремлении сознания во внутреннюю бесконечность. Хаксли пошел даже дальше и говорил о сознании как о мире, подобном тому, в котором мы живем. Он представлял наше сознание в виде планеты со своими джунглями, пустынями и океанами. И эту планету, безусловно, населяют разные живые существа.

Тут я возразил. Наверняка слова Хаксли — всего лишь метафора, своего рода поэтическая вольность. «Обитатели» сознания — это наши идеи и воспоминания, но никак не чудища какие-нибудь.

— Откуда нам знать? — пожал плечами Райх.

— Конечно, мы не знаем, но это подсказывает здравый смысл. Я вспомнил переживания прошлой ночи и слегка засомневался в собственной правоте. Здравый смысл? А не точнее ли назвать его привычкой смотреть на человеческий разум лишь под одним углом — ведь считали же наши предки когда-то Землю центром вселенной. Мы говорим: «мой рассудок», словно «мой палисадник». Однако насколько мой палисадник является действительно «моим»? В нем обитает тьма червей и насекомых, которые даже не спрашивают моего разрешения жить там. И они будут там жить даже после моей смерти…

Удивительно, но это рассуждение подбодрило меня. Похоже, оно объяснило причину моей тревоги. Если личность — это только иллюзия, а наше сознание и в самом деле огромный океан, то почему бы в нем не обитать другим существам? Перед сном я пометил себе: «Заказать книгу Олдоса Хаксли «Небеса и Преисподняя». Ну, вот, мысли Райха приобретают практическое применение.

Минут через десять он окликнул меня из палатки:

— Знаешь, я думаю, Дарга не откажет нам в просьбе одолжить оборудование для воздушной подушки. С ней мы сможем быстро передвигать зонд, тогда куда бы легче было, а?

Это же просто абсурд — как мы не смогли предвидеть все последствия нашего открытия! Конечно, мы ожидали произвести фурор в археологических кругах и совсем забыли о том, что случилось после открытия Картером гробницы Тутанхамона и древних свитков в пустыне Кумран у Мертвого Моря. Археологи вечно забывают о средствах массовой информации и журналисткой истерии.

В половине шестого, еще до прихода рабочих, нас разбудили Фуад и Дарга. С ними были четыре правительственных чиновника и чета американских кинозвезд, случайно оказавшаяся в этих местах. Райх собирался было выдворить нежданных гостей, но я напомнил ему, что турецкие чиновники находятся при исполнении своих обязанностей, чего, правда, нельзя было сказать о кинозвездах.

Для начала они захотели удостовериться, действительно ли плиты на глубине двух миль. Райх включил зонд и продемонстрировал им контуры «Плиты Абхота» — так мы окрестили ее — и «Крота», застывшего с ней рядом. Дарга засомневался насчет способности «Крота» зарываться на такую глубину. Райх терпеливо подошел к панели управления и включил его.

Результат оказался неожиданным: экран был пуст. Тогда Райх проверил рычаг движущей части — тщетно. Все стало ясно: давление или жара вывели «Крота» из строя.

Вот это удар! Правда, не такой серьезный — в конце концов, «Крот» — штука дорогая, но и его можно заменить. А Дарга и Фуад по-прежнему настаивали на проверке зонда — не было ли какой ошибки? Целое утро Райх демонстрировал им каждый участок электрической цепи, доказывая, что никаких сомнений по поводу глубины залегания объектов быть не может. Мы проявили снимки Плиты Абхота, сделанные с экрана радара, и сравнили их с клинописью на базальтовых фигурках. Сомнений не было — это иероглифы одной письменности.

Оставалось последнее доказательство: туннель, прорытый «Кротом». Надо сказать, мы не совсем представляли себе размеры каждой плиты. Вполне возможно, что зонд зафиксировал высоту стены или здания. Да, снимок с радара задал любопытную задачку, поскольку он был сделан с в е р х у, а это значит, что стена или чем бы она ни была лежит плашмя. Ни у одной цивилизации не было случаев написания иероглифов на Крыше или на верхнем торце стены.

Находка сбила с толку наших гостей. Если только это не игра природы, мы стали свидетелями величайшего открытия в археологии. До сих пор древнейшей из известных являлась цивилизация индейцев Мазма на плато Марказуази в Андах — ее возраст насчитывает девять тысяч лет. А если вспомнить результаты электронной датировки базальтовых фигурок, которые мы восприняли всерьез, то станет ясно, что мы обнаружили останки цивилизации, как минимум, в два раза старше, чем маркахуазинская.

Фуад и его коллеги остались с нами обедать и к двум часам улетели. Теперь мне передалось их возбуждение, хотя я терпеть не могу терять голову во время работы. Фуад пообещал прислать возлушную подушку в ближайшее время, однако напомнил, что это займет несколько дней. А пока что нам придется перетаскивать зонд самим, хотя теперь, когда мы можем рассчитывать на реальную поддержку правительства, было обидно так напрягаться. В запасе оставался второй «Крот», но им рисковать не хотелось, поэтому мы засели в теньке под нижними воротами и попивали там лимонад.

Через полтора часа появился первый газетчик — корреспондент «Нью-Йорк Таймс» из Анкары. Райх вскипел. Он решил, что турецкое правительство хочет сделать себе рекламу, но, как оказалось потом, слух об открытии пошел от кинозвезд. Райх укрылся в палатке, предоставив мне развлекать журналиста, довольно приятного парня, который даже читал мою книгу о хеттах. Я показал ему снимки и объяснил принцип работы зонда. На вопрос, что случилось с «Кротом», я ответил: «Не знаю, скорее всего, на него напали троглодиты». Боюсь, я зря это сказал. Вторую ошибку я совершил, когда он спросил о размерах Плиты Абхота. Я объяснил, что речь идет не об одном камне, а об огромном памятнике в форме единого монумента, напоминающего древнюю ассирийскую пирамиду зиккурат. А если это единый монумент из нескольких камней, то мы имеем дело с цивилизацией гигантов.