Я поинтересовался у Холкрофта, откуда идет сопротивление.
— Мне кажется, мы натолкнулись на ответную реакцию. Сдавить Луну несложно, но непонятно, какую силу она может отразить. Лучше продолжить этот эксперимент с Земли.
Я понимал его: ПК-луч позволяет изменить форму Луны, но это еще не значит, что таким образом Луну можно сдвинуть с орбиты.
Все порядком устали, и многие решили до приземления поспать часок.
В девять утра были запущены ракеты торможения, скорость упала до тысячи миль в час. В девять семнадцать мы вошли в земную атмосферу и прекратили подачу энергии. Теперь нас вел только контрольный луч Мэйси. Когда мы приземлились, было без нескольких минут десять.
Казалось, мы отсутствовали целое тысячелетне. Наша внутренняя сущность изменилась настолько, что и Земля выглядела другой. Теперь все на планете казалось бесконечно прекраснее, чем мы представляли. Когда мы были на Луне, ее искажающее влияние было слишком велико, чтобы мы могли заметить и оценить эту перемену.
Однако те, кто пришел нас приветствовать, казались чужаками и выглядели отталкивающе, чуть получше обезьян. Боже мой, неужели эти идиоты могли жить в бесконечно прекрасном мире и оставаться при этом слепыми недоумками? Мы были вынуждены вновь и вновь напоминать себе, что людская слепота — это всего лишь определенный этап в эволюционном процессе.
Инстинктивно мы все тщательно скрывали перемены, которые с нами произошли, от любопытных взглядов земных собратьев, изо всех сил стараясь быть как все. При этом нам было стыдно, как счастливчику, оказавшемуся среди безнадежных неудачников.
Майей выглядел ужасно усталым и больным:
— Ну как, сэр, вас можно поздравить с удачен?
— Думаю, да! — ответил я.
Он тут же посветлел лицом. Я понял, что могу благотворно влиять на него. Даже если эти существа немногим лучше полных кретинов, они все же наши братья. Взяв его за руку, я передал ему часть бурлившей во мне энергии. Какое удовольствие было наблюдать за мгновенными переменами: плечи его распрямились, даже морщины на лице разгладились, и весь он засветился оптимизмом.
— Ну, рассказывайте, что тут произошло после нашего отъезда, — попросил я.
А дела обстояли очень серьезно. Безжалостный Гвамбе, не теряя времени, оккупировал Иорданию, Сирию, Турцию и Болгарию. Любое сопротивление подавлялось его многотысячной армией. Он превратил в грозное оружие аккумулятор космических лучей, над которым работали ученые Европы и Африки, добавив к нему вольфрамовый отражатель. И с этого момента сопротивление прекратилось. За час до нашей посадки сдалась Италия, предложив Гвамбе беспрепятственный проход его войск по своей территории. Немецкие войска скапливались вдоль границ Штирии и Югославии, но главная битва пока не состоялась. Немцы грозили водородной бомбой, если Гвамбе запустит свой аккумулятор космических лучей, и это означало, что начинается затяжной период войны с обычным вооружением. Американская система ПВО не смогла задержать четырнадцать ракет повышенной мощности — одна из них вызвала пожар в Лос-Анджелесе, бушевавший всю прошлую неделю. Американцы не могли нанести ответный ракетный удар, поскольку войска Гвамбе рассредоточились на огромной территории, но вчера президент объявил, что за каждый залп по Штатам в Африке будет разрушено по одному городу.
Но в целом все понимали — в этой войне на победу надежды нет ни у кого. Любой ответный удар вел только к взаимоуничтожению. Все считали Гвамбе маньяком-убийцей, который наводил страх и на свой народ, и на весь остальной мир.
Удивительно, но Хэзарда — такого же безумца и преступника — всерьез не принимали. За те две недели, пока Гвамбе захватывал средиземноморские страны, Германия и Австрия провели мобилизацию. Немецкие ракеты уже сыпались на Кейптаун, Булавайо и Ливингстоун, но согласованная война против Африки пока не началась. Когда же поползли слухи, что Хэзард вводит в Австрию установки для запуска водородных ракет, к нему обратились российский премьер и американский президент с просьбой не использовать ядерное оружие. Хэзард ответил уклончиво. Но в основном его поведение воспринималось всеми как разумное. Мы же знали о Хэзарде нечто большее. Знал это и президент Мелвилл, но предпочитал не вмешиваться.
Ракетоплан доставил нас в Вашингтон, и в тот же вечер мы уже сидели за столом с Президентом. Он тоже выглядел неважно, но после общения с нами воспрял духом. Обслуга Белого Дома расстаралась, чтобы организовать импровизированный обед для пятидесяти гостей в большом обеденном зале. Президент сразу поинтересовался:
— Ума не приложу, как вам удается так бодро держаться?
— Просто мы знаем, как остановить эту войну.
Именно это он и ожидал услышать. Хотя в тот момент мне было все равно, уничтожат люди друг друга или нет. Оказавшись снова среди этих жалких сварливых людишек с куриными мозгами, я понял, до чего же они меня раздражают.
— И как же мы собираемся остановить войну? — поинтересовался Президент.
— Для начала вы должны выступить по национальному телевидению и объявить, что через шесть часов вы сделаете важное заявление, которое касается всего мира.
— Нельзя ли узнать, о чем будет это заявление?
— Пока точно не знаю, но речь, видимо, пойдет о Луне.
В четверть первого ночи мы вышли на лужайку перед Белым Домом. Небо затянули облака, моросил мелкий холодный дождь. Но нас это не особенно волновало — мы прекрасно знали, где сейчас находится Луна. Ее притяжение не скрыть никаким облакам.
Усталости не чувствовалось. Возвращение на Землю вызвало мощный прилив сил. А еще мы подсознательно были уверены, что остановить ату войну нам под силу. Другое дело — уничтожим ли мы при этом паразитов? Вопрос оставался открытым.
В космосе наши опыты проходили отлично. А здесь, на Земле, опираясь на всю ее мощь, мы тем более могли включить в цепь наши ментальные силы. Нам с Райхом и Флейшнером теперь было не нужно контролировать остальных; надо было только действовать аккуратнее, чтобы не разрушить походя Белый Дом.
Когда наше сознание объединилось, я почувствовал необычайный подъем и прилив неведомой раньше силы. Вот когда я понял смысл библейского высказывания: «мы члены друг друга». Мне представилось все человечество, соединившееся в телепатическом контакте. Человек перестанет быть «единичным» существом, горизонты его мощи раздвинутся до бесконечности.
Нашу волю мы сконцентрировали в «прожекторный» луч и направили его в сторону Луны. Теперь ни к чему было усиливать мощность за счет вибрации. Удивительные ощущения вызвал контакт с Луной — словно внезапно оказываешься в центре самой шумной толпы в мире. Тревожные вибрации передавались с Луны по упругому силовому кабелю, который мы как бы перебросили с одной планеты на другую.
Конечно, это не был обычный, «слышимый» шум. На несколько секунд мы потеряли контакт друг с другом — связь прервалась из-за нахлынувшей волны ментальных помех и искажений. Но затем мы снова почувствовали друг друга и объединили наши усилия против этой волны. Луч нашей воли шарил по Луне, и мы осязали ее поверхность, словно водили рукой по апельсину. Вот мы ее потихоньку сжали, затем выждали немного, и под нашим с Райхом руководством принялись продуцировать чистейшую энергию движения. Нас не волновало расстояние до Луны — по-видимому, эти четверть миллиона миль для нашей мощи были просто пустяком.
Минут двадцать мы продолжали разминку. Главное — не расходовать сил понапрасну, действовать постепенно. Связанный могучими узамн гравитации с Землей, гигантский шар весом в пять тысяч миллиардов тонн начал медленно раскручиваться. В принципе он был невесомым, поскольку вес его поддерживался за счет Земли.
И медленно, очень медленно мы принялись сжимать Луну, заставляя ее раскручиваться. Вначале ничего не происходило. Мы прибавили мощности, стараясь упираться в землю — многие даже присели на мокрую траву. По-прежнему без изменений. Усталости не было — мы продолжали осторожно давить на Луну, волны напряжения усиливались и разгонялись уже без нашего контроля. Минут через пятнадцать мы поняли, что дело сдвинулось с мертвой точки. Луна повернулась, правда очень медленно. Мы сейчас напоминали мальчишек, которые разгоняют карусель. Как только мы преодолели первоначальную инерцию, предела скорости уже не чувствовалось — она медленно, но неуклонно нарастала.