— Все это хорошо, — говорил папа, — послушай и ты меня. Надо же избегать крайностей. — И папа маме тоже прочитал, вероятно, из другого журнала: —
«Но если уверенность чрезмерна, не оправдана действительными возможностями, она уже становится отрицательным свойством личности, перерастает в самоуверенность. Самоуверенный берется за дело, к которому вообще не пригоден или не подготовлен. Такие переоценивающие себя люди нередко отличаются бахвальством, самомнением. Они могут принести немалый вред».
— Нет, это просто невозможно, — сказал я вслух, — все как будто сговорились срывать посекундное расписание и планирование моей жизни. Теперь я буду планировать свою жизнь не загодя, а погодя: то есть сначала что-нибудь сделаю, а потом запишу в бортжурнал.
Вот сейчас вообще-то надо спать, и я уже спал бы, если бы мой отец не устроил мне эту сцену, а теперь надо послушать ленту магнитофона, на которой записана моя так называемая беседа с отцом; еще и воспоминания о себе надо записать шифрованным текстом. Хорошо бы попросить отца подписать текст сегодняшней сцены и удостоверить, что все так в точности и было. Но ведь текст будет зашифрован, и, взглянув на мой шифр, отец, наверное, взорвется: «Что ты мне подсовываешь какую-то китайскую грамоту!..» — и так далее и тому подобное. Ладно, обойдемся без подписи. Тем более, что весь разговор записан на магнитофон.
Вот, не даст соврать магнитофонная пленка, товарищи потомки! Я перекрутил пленку и нажал на клавишу проигрывателя, но звука никакого не было. Значит, где-то что-то не сработало. Неужели пропало столько времени даром? Может, попросить отца устроить мне эту сцену еще раз — специально для потомков? Они же могут не поверить, что мне приходилось жить, учиться, работать и готовиться в такой нечеловеческой обстановке при полном взаимном непонимании. Я прислушался. Отец еще не спал. За стеной отчетливо продолжал звучать его голос:
— «Представьте себе хотя бы молодого самоуверенного врача. У него и мысли не появится, что поставленный диагноз неплохо бы перепроверить, посоветовавшись с опытными коллегами. В результате неверно определена болезнь, неверно назначено лечение… А разве приятны самоуверенные люди в общении? Жить, работать рядом с ними?..»
«Интересно, к чему это папа вдруг заговорил о врачах», — подумал я.
Снова приготовил магнитофон к записи, проверил его:
— Раз-два-три! Раз-два-три! Дается проба! Дается проба!
Прослушал звук — все было в порядке, и я вышел в столовую…
Воспоминание двенадцатое
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО — ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО
В столовой папа действительно читал маме какой-то журнал:
— «С ними трудно. Они всегда все знают, неспособны к самокритике, не терпят возражений, обрывают собеседника на полуслове. И никогда не заметят, что обидели, унизили товарища. Если самоуверенность и приводит иногда к успеху, то он, как правило, случаен, под ним нет твердой основы. Так что не стоит им завидовать».
Не дожидаясь, когда папа закончит читать, я сказал:
— Папа, надо повторить!
— Что повторить? — удивился он.
— Сцену, — пояснил я.
— Какую сцену?
— Надо повторить еще раз сцену, которую ты здесь мне устроил, — сказал я.
— Какую сцену? — переспросил папа, вытаращив глаза. — Что ты называешь сценой?
— То, что… мы недавно разыграли здесь в столовой, — объяснил я. — Да, называю это сценой, и ее надо повторить слово в слово.
— Как повторить, — удивился папа еще больше. — Почему повторить?
— Понимаешь, магнитофонная пленка не записала. Я сейчас восстановлю все наши реплики, и мы повторим все сначала.
Я сел за стол и стал, как всегда, делать три дела сразу (писал, разговаривал с папой, левой рукой сжимал теннисный мяч). Я писал, восстанавливая слово за словом все, о чем мы говорили за столом с папой.
Я вообще-то могу писать одновременно левой и правой рукой, причем разный по смыслу текст, но если бы я это стал делать, то привел бы отца окончательно в шоковое состояние. Поэтому я писал скоро, но нормально — только правой рукой.
Быстро восстановив текст нашего разговора, я протянул его отцу и сказал:
— Здесь все, что ты мне говорил, только перед записью на пленку надо над ролью отца хорошенько поработать.
— Над какой ролью? Какого отца? Перед какой записью? — ничего не понял папа.