Снилось мне, будто бы я, как обычно, иду в Измайловский парк тренироваться на карусели как на центрифуге. Иду нормально, как будто бы даже не во сне. По сторонам оглядываюсь, чтоб за мной никто не следил. Вдруг навстречу Колесников. «Чего это ты в парк зачастил?» Я ему в ответ ничего не сказал и прошел мимо. Оглянулся. Смотрю, Колесников-Вертишейкин за мной голову поворачивает. На сто восемьдесят градусов (как в жизни!). Я ему погрозил пальцем. Тогда он поворачивает голову на все триста шестьдесят (это уж как во сне, конечно!) и исчезает. Тогда я подхожу к кассе за билетом. А вместо кассирши сидит в кассе из нашего класса… ну та, которая в космос, может быть, стюардессой полетит. Но я все равно на нее, как тигр, смотрю — сквозь нее и протягиваю молча деньги в окошко. А она мне вдруг говорит: «Вам, Иванов, сегодня без денег!» Я отвечаю: «Тем лучше». Подхожу это я к калитке. Смотрю, вместо контролера Маслов с физиками и лириками стоит. А вместо детской карусели за забором настоящая центрифуга — длинный горизонтальный рычаг, на одном конце противовес, а на другом конце кабина космонавта, только какой-то странной формы. Я, конечно, про себя немного удивился, очень незаметно. Подхожу к центрифуге (как кошка к аквариуму). Разглядываю. Странная кабина. Заграничная, что ли? Впереди четыре ребра и какой-то большой выступ. «Ну, Иванов, — спрашивает меня Маслов, — как думаешь, какой фирмы центрифуга?» Но меня на детский вопрос не поймаешь. Я в центрифугах разбираюсь, как большой, и не только во сне, как Маслов. «Это центрифуга, — говорю я, — скорее всего американской фирмы «Локхид»!» Лирики и физики как захохочут. А Маслов вдруг говорит громко, будто в гигантский мегафон, словно на весь мир хочет меня опозорить: «И фирмы не «Локхид», а фирмы «Фиганим», потому она и называется не центрифуга, а цен-три-фи-га!» Я смотрю свирепо на кабину и вижу: четыре ребра — это четыре согнутых пальца, а большой выступ — это кукиш. Значит, Маслов правильно меня информировал. И все это действительно не центрифуга, а самая позорная цен-три-фи-га! А вокруг все смеются, заливаются. Всякие реплики бросают: «Садись, Иванов! Все равно бесплатно!», «Она у нас пятикратно усиливает перегрузки!..»
Так. Значит, от этих лириков и физиков и во сне уже покоя нету?..
С этими мыслями я набросился на всех сразу и стал бросать ребят по одному за ограду цен-три-фи-ги. Думал я в это время об одном: только бы в эту минуту мне не приснилась наша классная руководительница.
Еще приснится и помешает расправиться с этими ченеземпрами. Хоть и во сне, а все-таки помешает. Но она мне, к счастью, не приснилась. Только Маслов, когда я его схватил за грудки, сказал почему-то папиным голосом: «Все тот же сон!..» Я размахнулся изо всех сил, чтобы дать трепку Маслову, но в это время меня кто-то схватил за руку. Причем этот кто-то был не во сне, потому что, когда я оглянулся во сне, я чувствовал, что меня кто-то держит, но не видел кто. Тогда я сразу же нарочно проснулся, чтобы расправиться с тем, кто меня держит. Я открыл глаза и… увидел отца. Это он держал мою руку не во сне, чтобы я не расправился с Масловым во сне.
— Все тот же сон, — мягко сказал папа голосом мамы, отпуская мою руку. — Можешь полюбоваться, — сказал он маме, — он уже не только наяву, он уже и во сне воюет!..
— Чедоземпр Юрий Иванов контролирует все свои поступки только наяву, но теперь я должен научиться держать себя в руках и во сне, — сказал я в свое оправдание.
— Во сне? — вскричал папа. — Да ты наяву…
Здесь мне в голову пришла до смешного простая и, я бы сказал, великая мысль: «А что, если научиться бодрствовать во время сна и спать во время бодрствования?» У меня даже дух захватило от перспективы, которую открывала эта мысль. Только бы научиться! Можно было одним этим прибавить к своей жизни чистых семьдесят пять лет! Ведь в среднем семьдесят пять лет мы проводим наяву и семьдесят пять лет во сне! 75 + 75 = 150 годам! Я стал вспоминать, есть ли в природе существо, которое работает во сне и спит во время работы? В моих энциклопедических знаниях явно было какое-то белое пятно. Существует, конечно, анабиоз. Анабиоз — это состояние организма, при котором жизненные процессы настолько замедленны, что отсутствуют все видимые проявления жизни. Анабиоз наблюдается при резком ухудшении условий существования (низкая температура, отсутствие влаги). При наступлении же благоприятных условий у организмов, впавших в состояние анабиоза, происходит восстановление жизненных процессов.
Нет, анабиоз — это бездейственное состояние организма. А что, если анабиоз… А что, если ты в анабиозе, но… но ты не спишь! Ты двигаешься, разговариваешь, ходишь с открытыми глазами, занимаешься, что-то делаешь, но вместе с тем ты в одно и то же время спишь. Это будет такое состояние, в котором ты одновременно и работаешь и отдыхаешь, то есть ты тратишь силы и в то же время восстанавливаешь их. Это же что-то вроде вечного двигателя! Я так раз… разволновался (разволновался, конечно, спокойно), что даже представил себе такую пресс-конференцию.