«…Итак, после посещения ЦПКиО имени Горького и Сандуновской бани я как ни в чем не бывало сидел в актовом зале нашей школы и занимался сразу пятью делами, самым серьезным из которых были мои размышления о книге «Ораторское мастерство». Эту книгу я купил в книжном магазине по дороге в школу. Еще я купил книгу «Судебные речи». По книге «Ораторское мастерство» я собираюсь овладеть искусством красноречия, а на судебных речах обвинителей я собираюсь тренировать свое красноречие. Обе книги я прочитал в сквере минут за сорок. Дело в том, что я не очень-то давно овладел искусством так называемого партитурного чтения, и с помощью этой системы я могу прочитать примерно двести-триста страниц в час. Поэтому, когда я сидел в школе, я уже не читал, а только размышлял о прочитанном. Дело в том, что мне как представителю земной цивилизации придется представлять ее на встрече с инопланетянами, а для общения с ними мне, конечно, необходимо овладеть достаточно сильным и могучим красноречием. Соотечественников я, конечно, могу и без всякого красноречия поразить первыми же попавшимися словами, но одно дело — соотечественники, а другое дело — инопланетяне! К инопланетянам потребуется, думаю, более научный подход. Из прочитанного я понял, что ораторское искусство держится на философии, логике, психологии, этике, языкознании… Мысли мои прервал вошедший в зал Борис Кутырев. Я посмотрел на него и подумал: на чем держится красноречие, я знаю, но вот на чем держится Борис Кутырев, не могу понять. В парке Кутырев не выдержал и сошел с круга уже, кажется, на третьем или четвертом аттракционе, и сейчас у него было бледно-зеленое лицо, впалые щеки и какие-то блуждающие глаза. Он посмотрел на мою книгу, опустился без сил на стул и спросил:
— Еще читать можешь?
— Могу, — сказал я.
— И на уроках сидеть будешь?
— Буду, — сказал я.
Кутырев пожал плечами и сказал:
— Ну, Иванов, видал я закоренелых развлеченцев, видал и закаленных аттракционистов, но такого, как ты, встречаю в первый раз… — Затем он взглянул на книги, которые я читал, и вздрогнул. Сверху лежала книга «Судебные речи».
— Товарищи судьи! Я приступаю к обвинительной речи на данном судебном процессе с полным сознанием его огромного значения! — громко крикнул я на весь зал. Я крикнул для того, чтобы проверить, как звучит мой голос в смысле красноречия. Голос мой звучал прекрасно, просто очень даже прекрасно.
Кутырев вздрогнул, посмотрел на меня с ужасом, а в глазах его можно было прочитать: какое там — или «влюбился», или «попал в дурную компанию», или «его какая-то муха укусила», или «его инопланетяне подменили»?! Тут определенно все сразу: и влюбился, и попал в дурную компанию, и муха укусила, и инопланетяне подменили!!! Подумав так, Кутырев бессильно и тихо спросил:
— А где все?
— Ты хочешь узнать, где все хлипаки? — переспросил я Кутырева и разозлился: — Бросил бы я всех хлипаков в речку к пираньям… во время отлива.
— Ну да, — сказал Кутырев, — тебе дай волю, ты только бы и делал, что стоял на берегу реки и бросал всех к пираньям. А когда всех перебросал, тогда бы что еще стал делать?..
Я, конечно, ответил самым презрительным на свете молчанием на такую ужасную картину, нарисованную словами Кутырева. Если бы я начал отвечать, пришлось бы рассекречивать многое — одно за другим. А я такое себе позволить не могу, поэтому я обязан был выслушать слова Кутырева совершенно спокойно, не дрогнув ни единым сверхмускулом на своем сверхлице. Не дождавшись ответа, Кутырев тяжело вздохнул и оглянулся.
— А где все? — переспросил он меня устало, но настойчиво.
— Если здесь я, значит, здесь все, — сказал я. — А остальные, по-моему, в медпункте.
Кутырев глубоко вздохнул и, наверное, подумал, что ему тоже надо бы сходить в медпункт, но у него не хватило сил подняться со стула, поэтому он остался сидеть. И потом у него было какое-то ко мне, как это я чувствовал, очень важное дело. Я с жалостью смотрел на Кутырева и думал: «Да, а ведь это только мой Перигей и даже не Перигей, а, так сказать, самое его начало».
Кутырев, видимо, понял мой взгляд, поэтому он опять вздохнул и сказал:
— Укатали сивку…
Он даже не мог договорить до конца пословицу.
— Укатали сявку, — поправил я Кутырева.
Я прислушался к своему пульсу и к артериальному давлению, проверил аппетит — он у меня был сейчас просто волчий — и подумал: «Все в норме, все в абсолютной норме, самочувствие сверхкосмонавта Юрия Иванова прекрасное!»