Миша. Раньше она тебе нравилась.
Юрий. Раньше она могла мне нравиться, а теперь она может не нравиться и может нравиться, а может не нравиться, а может…
Миша. И вообще прическа тебя не касается.
Юрий. Минуточку. Сами говорили, что меня все касается! Говорили?
Миша. Говорили, но…
Юрий. Никаких «но»… Кто хочет что сказать, пусть поднимет руку. (Все поднимают руки).
Юрий (снисходительно). Говори, Коля, говори…
Коля. Знаешь, это просто хамство. В конце концов, мы можем обойтись и без твоих советов. Ты староста класса, а не кружка самодеятельности, консерватории ты не кончал…
Юрий. Кто не кончал консерватории?.. Я не кончал консерватории?.. Ха-ха! Да вы знаете, что я окончил Московскую консерваторию?!
Миша. Это когда же ты ее окончил?
Юрий. Когда я был вундеркиндом… От двух до пяти… по вокалу!
Коля. Слушай, Юрий, ты же говорил, что тебе медведь наступил на ухо в детстве.
Юрий. Мне медведь?.. Это я медведю наступил!.. На ухо! Понятно?
Зоя. Что с ним такое случилось?.. Неужели мы его так перехвалили?
Маша. А по-моему, это звонок.
Зоя. Какой звонок?
Маша. На первую перемену — видите, как человек переменился… с первого звонка. Выбрали старостой, и вот вам, пожалуйста…
Юрий (пишет и бормочет). Ни один ваш номер у меня не пройдет, а вот мои номера…
Коля. А вот твои номера у на́с не пройдут! Ну-ка слезай! Десять минут, как староста, а насорил… Снимай его, ребята!.. А то он что-то очень оторвался от пола…
Мальчишки и девчонки снимают со стола стул, на котором сидит Юрий Иванов.
Миша. И совершил мягкую посадку в районе своего взлета! (Протягивает Иванову метлу.) Держи!.. Подметешь мусор, приходи в класс на свои перевыборы!
Юрий (тихо, вежливо). Ребята, а как же насчет посоветоваться? Вы ведь как будто хотели со мной что-то обсудить… вместе, как говорится…
Миша. Спасибо, Юрий, нам кажется, что мы обойдемся без твоих советов.
Коля. Лет до ста расти нам без старосты, без такого, как ты…
Юрий. Значит, все?
Мальчишки и девчонки (в один голос). Все! (Скрываются за занавесом.)
Юрий (задерживает Мишу). Хорошая у тебя прическа, я все думаю: не сделать ли и мне?
Коля. Думай… Думай! Кстати, Иванов, поздравляю тебя с рекордом!
Юрий. С каким?
Миша. С всесоюзным!.. Ты был старостой класса всего десять минут и восемь секунд.
Юрий (смотрит на часы). Извините, десять минут и девять секунд… Поточнее надо считать…
Миша. Все равно — рекорд! (Уходит.)
Оставшись один, Юрий Иванов взмахивает щеткой и метет пол, фальшиво напевая: «Когда я на почте служил ямщиком…»
Пока я окидывал взглядом сочинение, которое вы только что прочитали, Кутырев, по-видимому во избежание неприятностей, оказался у самых дверей.
— Кто меня будет играть?.. — спросил я грозно.
— Маслов… — заикаясь, ответил Кутырев.
— Не пойдет! — отрезал я.
— Но лучше его тебя никто не сыграет.
— Есть, которые сыграют и получше, — ответил я загадочно и задумчиво покачал головой.
— Это, к примеру, кто же? — удивился Кутырев.
— К примеру… это я! Я могу сыграть самого себя лучше всякого Маслова…
Воспоминание пятнадцатое
ИВАНОВ, К ДИРЕКТОРУ И С ДНЕВНИКОМ!
Кутырева так удивило мое предложение, что он долго молча просто стоял и просто не верил тому, что я сказал, и только когда я еще раз подтвердил свое желание, он сказал изумленно:
— Слушай, Иванов, а ты можешь сам себе разрешить сняться в фильме, где ты будешь играть самого себя? — спросил меня Кутырев.
— Почему это не разрешу, себе я разрешу, а другим никогда. Только я сам себе и могу разрешить, а больше мне никто не сможет разрешить, — подтвердил я.
— Тогда вот тебе роль. Выучи.
Я взял из рук Кутырева текст киносценария. Какого киносценария?! Между нами говоря, это была чистая фальшивка, не похожая ни на мою прошлую жизнь, ни на будущую. Но меня во всем этом заинтересовало вот что: во-первых, отсняв сам себя, я могу потом отснять с помощью Кутырева и сцену с папой, которую я грозился ему заснять на пленку; во-вторых, мне было интересно, как говорится, сравнить две мои жизни, одну — мою истинную жизнь, которой я жил, и вторую — жизнь, которая представлялась моим соотечественникам. А текст?.. Что ж текст… Текст со временем можно переделать, я имею в виду дикторский текст. Об этом я и поведал все еще ошалело глядевшему на меня Кутыреву.