— Потому что у Юрия Иванова в голове произошел информационный взрыв. К сожалению, этот взрыв оказался неуправляемым. Поэтому оказалось столько раненных этим взрывом, — сказал Зайцев.
Все зашумели. Даже кто именно и что именно говорил, нельзя было разобрать. Слышалось только: «У него в голове произошел информационный взрыв. И из него это осколки вылетают…» «Взрыв!.. А ты слышал этот взрыв?..» «Слышал!.. А в нас вот уже третью неделю осколки информации летят…» «А это что — все раненые?!. Раненые — здоровые!»
— Пострадавшие от информационного взрыва в голове Иванова, высказывайтесь!
— Он мне сказал: «Ты когда на меня смотришь, у тебя глаза какие-то большие становятся. Ты щитовидку, говорит, проверь».
— Он жестокий к людям… У него любимая поговорка: «Всех бы вас к пираньям во время отлива!»
— И ругается на каком-то непонятном языке.
— Высокомерный…
— Просто зазнайка, — сказала Лена Марченко. — Воображает, что он один все знает, а другие ничего не знают. Строит из себя сверхчеловека…
— Глупости все это, — сказала Голованова, обращаясь к моему отцу. — Последний диагноз наш такой: Юрий Иванов — не Юрий Иванов, одним словом, ваш сын — не ваш сын.
— А кто же он? — спросил папа.
— Он — инопланетянин… Вашего сына они похитили, а вместо него подослали двойника вашего сына! Может быть, у этих наших братьев по разуму, с одной стороны, так высоко развита техника, что они могут создавать двойника человека, а с другой стороны, эти братья, может, не такие уж братья и уж не по такому разуму, если судить по Юрию Иванову, то есть я имею в виду не его разум, а его поведение, а может, у них на планете все себя так ведут!.. Поэтому мы, — сказала Голованова, — предлагаем устроить завтра же Юрию медицинскую экспертизу!.. Если вы, конечно, не возражаете… У Веры папа профессор-психолог, он с космонавтами занимается… Мы уже с ним договорились, сделает ему все анализы — крови, ну и всякие другие, которые нам все разъяснят!
— Я не возражаю против экспертизы, — сказал папа, — но он, мой сын, уже одного гипнотизера усыпил, поэтому я боюсь, как бы он с врачом космонавтов что-нибудь не сотворил.
— А ты, Иванов, не против экспертизы?
— Хоть две! — сказал я громко и даже обрадованно. Лучшего подарка, чем экспертиза, мне никто не мог придумать. Тем более, что мне уже было пора и самому пройти психологический практикум у хорошего профессора. Кстати, под хорошим предлогом пройти тренировочку. А я-то думал, как мне попасть к профессору, который с космонавтами занимается, а тут он мне сам, можно сказать, в руки лезет.
— Значит, завтра, — сказала Голованова. — Тут у меня записано.
— Только имейте в виду, что у меня завтра от пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль будет… В общем, я буду занят.
После этой фразы папа, ребята и все девчонки как-то по-особенному переглянулись, пошептались между собой, пошептались потом с моим папой. А Голованова сказала:
— Хорошо, Иванов, хорошо. У профессора как раз прием кончается в четыре, так что ты, Иванов, после четырех — прямо к врачу.
— Только ты, Иванов, дай… Юрий! — сказал папа низким голосом, — только ты дай в присутствии всех ребят честное слово, что ты придешь!
— Ческо-сло, — сказал я, имея в виду «честное сверхкосмонавтское слово».
— Ческо-сло! — простонал папа тихо.
— Запиши адрес поликлиники, — сказала Голованова. — Улица…
Но адрес поликлиники узнать в эту минуту мне не удалось. Голос Головановой покрыл оглушительный взрыв и звон разбитого стекла, раздавшийся где-то в районе кухни. Все вздрогнули, как по команде… кроме меня, конечно. Через секунду там же раздался второй взрыв. И все вздрогнули еще раз. Я продолжал сидеть совершенно спокойно, только сердце у меня чуть-чуть заныло от нехорошего предчувствия. Вскочив со стула, папа поспешно выскочил из комнаты. Ребята все, как сумасшедшие, опрометью бросились вслед за отцом. Самым последним поднялся я и неторопливо проследовал на кухню.
Наша белоснежная, как операционная палата, кухня представляла собой страшное зрелище. Потолок, стены и все шкафы были заляпаны красными пятнами. А возле больших, стоящих на газовой плите бутылей в луже на полу плавали раздавленные ягоды черной смородины и осколки стекла. Посредине кухни валялось горлышко бутылки, закупоренное притертой пробкой.
— Что, что здесь произошло? — закричал папа, хватаясь за голову.
— Мама готовила витамины на зиму, — сказал я. — И если бы кто-то не поставил бутыли к газовой горелке, ничего бы не случилось. А теплота дала брожение… — добавил я.