Я повторил слова стихотворения: «Дремоту свою не спеша превозмочь и своему безмятежному телу отдать приказанье сурово и смело: «Доброе утро! Пора бы вставать!» И после в постели остаться лежать». И остался лежать в постели, хотя по расписанию я должен был тренироваться.
Воспоминание двадцать второе
ПУЛЬС, ПУЛЬС, ПУЛЬС!
Утром, как это ни странно, я проснулся в своей постели. Дома уже никого не было. Очевидно, вернувшись от бабушки, отец перенес меня, сонного, на постель. Позавтракав, я тоже не пошел ни на какие тренировки. Сначала я расхаживал бездумно по комнате, декламируя вслух: «Дремоту свою не спеша превозмочь и своему безмятежному телу отдать приказанье сурово и смело: «Доброе утро! Пора бы вставать!» И после в постели остаться лежать».
И с этими словами на губах я вышел из дому на улицу. Очутившись на улице, я бесцельно постоял на трамвайной остановке и почему-то сел в трамвай и поехал туда, куда поехал трамвай, до самой его конечной остановки, которая называется Михалково. Потом я купался, загорал, ходил в кино, просто гулял и просто ничего не делал.
Кажется, на четвертый или на пятый день я встретил Таню Тополеву. Она подошла ко мне и сказала:
— Я тебе тогда позабыла оставить твои воспоминания, — и протянула мне мою зашифрованную тетрадку.
Я взял свой дневник и сунул его в карман куртки.
— А как все-таки к тебе попали мои воспоминания? — Я никак не мог понять этого.
— А мне тетя Паша их передала. Она сказала: «Я живу на первом этаже, а тут, видно, очень важные документы… Ты ведь живешь на двенадцатом этаже, у тебя они лучше сохранятся».
После этих слов мы еще долго стояли молча, потом Таня посмотрела на небо и сказала:
— Птицы улетают…
Потом она помолчала и добавила:
— Оказывается, они в полете ориентируются по Солнцу, звездам и по силовым линиям магнитного поля Земли. — Затем она помолчала и добавила: — А мне кажется, что это не обязательно всем знать, как и почему ориентируются птицы, улетая на юг. Кто изучает полеты птиц, тот пусть это и знает…
Я промолчал.
— А ты эти дни не тренировался?
Я промолчал.
— Ну и правильно, — сказала Таня. — Самые великие космонавты и то ведь не все время тренируются…
Я промолчал.
Таня тоже замолчала. Так мы стояли молча очень долго. Затем я ее спросил:
— А стихи — это ты сама написала?
— Какие сама, — ответила Таня, — какие у папы взяла. У меня папа детский писатель, только он не поэт, а прозаик. У него есть друг, он артист, ты его, наверное, видел по телевизору, он старуху Маврикиевну играет. Так вот они с папой хотели какую-то пьесу написать, но она у них не получалась, а стихи остались. Остались и, как видишь, пригодились.
— Как вижу, — согласился я.
Затем Таня кивнула мне головой и пошла по аллее. И я почему-то пошел за ней.
Мы долго бродили с Таней Тополевой по парку культуры и отдыха. Я все не решался, а потом сказал:
— Ты знаешь, а я все-таки написал стихотворение про сердце. Хочешь… я прочитаю тебе вслух?
Таня обрадовалась.
И я начал читать: