В конце апреля 1941 года начался массовый вызов в военкоматы всех зачисленных в нестроевые части, всех, кто не был взят ранее в армию в связи с «чуждым» происхождением, судимостью и т.д., всех получивших ранее отсрочки по болезням, а также вообще освобожденных от военной службы по болезни.
Весь май военкоматы работали по 12 часов в сутки. Медицинские комиссии знали только одно слово: «Годен». По сути дела происходила скрытая всеобщая мобилизация[257].
В середине апреля в газетах появилось опровержение ТАСС, в котором говорилось, что сообщения «некоторых заграничных» газет о переброске германских войск с Балкан к границам СССР «не соответствуют действительности»[258]. А в то же самое время к западным границам СССР непрерывным потоком шли немецкие моторизованные дивизии.
Советский человек, привыкший читать газеты между строк, с огромным вниманием, как обычно, прочитавший опровержение ТАСС, не мог не заинтересоваться этим опровержением, тем более, что оно касалось самого главного: возможности войны. Опровержение свидетельствовало о том, что германские армии, действительно, сосредотачиваются у границ СССР.
О войне стали уже говорить как о чем-то уже неизбежном. Несмотря на официальные заявления большевиков о непобедимости Красной армии, несмотря на многолетнюю пропаганду, которая не уставала твердить о мощи и несокрушимости армии, несмотря на боевой задор новоиспеченных лейтенантов, антибольшевистская часть нашего народа, большинство его не верило в непобедимость Красной армии. Не верили потому, что знали настроения армии. Не верили и в военные способности большевиков. Война против маленькой Финляндии, наверно, самая позорная война в истории России, укрепила эти настроения.
Страна ждала войну. Не все, однако, ждали ее с одинаковым чувством. Большинство – с надеждой на освобождение, но и со страхом перед неизвестностью: война несла жертвы, страдания. Разгром большевизма, о котором говорили, как о само собой разумеющемся, и победа иноземных сил могла привести к ущемлению интересов России. Каковы планы немцев относительно будущего России? Против кого они хотят воевать? Против Сталина или против России? Эти вопросы горячо обсуждались и в узком кругу друзей, и среди убежденных антибольшевиков, и среди приверженцев антибольшевистского режима.
Советская пропаганда рисовала звериный облик фашизма, твердила о немецких планах расчленения России, уничтожения народа. К ней прислушивались, внимательно читали все сообщения, еще внимательней смотрели между строк, ибо советской пропаганде не доверяли.
Страна ждала войну, и в то же время война явилась неожиданностью – и для народа, и для самих большевиков. Советская разведка, конечно, была осведомлена о передвижениях немецких войск, об их сосредоточении у наших западных границ, но немецкие дипломаты сумели убедить Сталина в своих мирных намерениях по отношению к Советскому Союзу. Сосредоточение советских войск на границах с Германией, поспешная мобилизация ряда возрастов, призыв нестроевиков и освобожденных по болезни проходили в общем плане давно задуманной подготовки вторжения в Европу, но не в связи только с ожиданием нападения Германии. Уйдя с головой в подготовку наступательных операций Красной армии, советское командование не провело почти никаких оборонительных мероприятий.
Как свидетельствуют участники событий, командиры Красной армии усиленно готовились именно к наступательным операциям.
Майор Красной армии В.Г., штабной работник, находившийся в штабе одной из дивизий, расквартированных в Польше, рассказывает, что весной 1941 года штабы получили новые карты – только от границ и до Берлина. Когда началось общее отступление армий, штабы оказались без карт.
Неожиданным для большевиков, очевидно, было и решение Гитлера напасть на СССР летом 1941 года, неожиданным был и сам день нападения. Если о решении Гитлера начать войну в 1941 году большевики и могли знать, то день нападения немцы сумели сохранить в тайне[259].
Я узнал о войне в Ялте, в туристском Доме учителя. Как часто бывает в жизни, долго ожидаемое приходит внезапно. Я приехал в Крым 17 июня. Побывал в Гурзуфе, Алуште, Алупке, поднимался на Ай-Петри. Одним словом, проводил день, как проводят их в Крыму рядовые советские граждане, приехавшие по туристской путевке. В Доме туриста останавливались сотни человек из разных концов страны. В столовой, в клубе, в читальне, в совместных поездках по Крыму люди знакомились ближе. Говорили и о политике, и о войне, но не чаще, чем всегда – о войне.
22 июня день начался, как обычно: какие-то группы поехали в Никитский сад[260], какие-то – в Ливадию, большая компания отправилась пешком в горы. Пляжи пестрели женскими нарядами. Как всегда, плескалось о берег море, как всегда, светило яркое крымское солнце. После года тяжелой, нервной работы отдыхали, пользуясь летним отпуском. Кажется, люди забывали порой и о большевизме. Во всяком случае, газет никто не читал, последние политические известия по радио не слушал.
Около часа дня я зашел в клуб Дома туриста. У радиоприемника сидело несколько человек. Выражение их лиц мне показалось странным. «Идите сюда, сейчас Молотов будет говорить. Что-то важное…»
«Ну что там может быть важное», – подумал я, – и вышел из клуба. А потом словно что-то вспомнил. Опровержение ТАСС. Мой недавний вызов в военкомат и малоприятная резолюция военного комиссара: «До особого распоряжения». Я вернулся. Открывая дверь, услышал заикающийся голос Молотова:
– Бомбили наши города: Киев, Житомир, Севастополь.
Вот оно! Началось! Сидевшие у радиоприемника слушали с напряженными бледными лицами. Немного в стороне, на диване, лежала в обмороке женщина. Ее обмахивали носовыми платками двое, по внешнему виду иностранцы: за полчаса до речи Молотова из Польши[261] приехала не то какая-то делегация, не то группа экскурсантов. Приведя в чувство свою спутницу и не дослушав Молотова, они бросились на автобусную станцию. Вряд ли им удалось попасть в родные места: уже к вечеру распространился слух о наступлении немцев, о прорыве фронта и первых танковых клиньях.
Я тоже отправился на автобусную станцию. Нужно было спешить домой. Во-первых, могли здесь же мобилизовать в армию, во-вторых, не было никакой уверенности в том, что не прекратится пассажирское сообщение.
Автобусную станцию осаждали сотни людей. На все расспросы служащие станции отвечали одно и то же: «Транспорт реквизирован армией. Подождите. Может быть, завтра пустят».
А тем временем мимо проносились один за другим автобусы, набитые командирами. Пристань, где останавливались пароходы, ходившие между Батумом и Одессой, тоже запрудила тысячная толпа: теплоход «Абхазия», шедший в Одессу, бросил якорь в Ялте. Пассажирам объявили, что дальнейшие рейсы теплоходов отменяются.
Я решил попытать счастье в военкомате. Здесь царила атмосфера полной растерянности. Несколько человек командиров запаса явились по повесткам: их уже вызвали. Вызвали и несколько человек, имевших отсрочку. Один из них спорил с военным с двумя «кубиками» в петлице, сидящим за большим столом, спиной к открытому окну, откуда доносился взволнованный шум толпы на пристани и совсем мирный рокот моря. Сбоку от стола стоял человек, по виду профсоюзный работник, и намеренно громко говорил о «подлом враге, нарушившем наши рубежи».
Профработник пришел, оказывается, записаться добровольцем. На него посмотрели с нескрываемым любопытством.
– А семья есть? – спросил кто-то.
– Нет, холостяк. Да все равно ведь возьмут, – добавил он неожиданно и негромко.
Все заулыбались. Герой оказался ненастоящим.
Спор у стола окончился. Я подошел к военному, делая вид, что очень спешу, что мне абсолютно некогда.
257
В апреле-мае 1941 г. были призваны 793 тыс. резервистов для пополнения войск западных военных округов почти до штатов военного времени.
258
Видимо, ошибка памяти мемуариста, и речь идет о знаменитом сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г., опубликованном в «Правде» и «Известиях» 14 июня: «Еще до приезда английского посла в СССР г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о “близости войны между СССР и Германией”. По этим слухам: 1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредоточивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредоточивает войска у границ последней. Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны.
259
На самом деле слухи о дате начала войны активно циркулировали в дипломатических кругах. См., напр., телеграмму германского военно-морского атташе в Москве своему командованию от 24 апреля 1941 г.: «Циркулирующие здесь слухи говорят о якобы существующей опасности германосоветской войны, чему способствуют сообщения проезжающих через Германию. По сведениям советника итальянского посольства, британский посол называет 22 июня как дату начала войны» (Оглашению подлежит: СССР – Германия, 1939-1941: Документы и материалы / сост. Ю. Фельштинский. М., 1991. С. 322).
260
Никитский ботанический сад находится в 16 км от Ялты, неподалеку от поселка Никита. Основан в 1812 г.
261
Так в тексте. В это время польского государства уже не существовало. Возможно, имеются в виду присоединенные к СССР в 1939 г. бывшие польские территории. Внешне, по сравнению с другими гражданами СССР, они могли выглядеть как иностранцы.