И он мрачно опустился в кресло напротив, вытащил пачку каких-то цветных распечаток и бумаг. Спросил трескучим неприятным голосом:
–Тебе коротко или полностью?
36.
–Ты уверен? – у Филиппа срывался голос. Была ещё слабая, такая противная, но всё ещё чистая надежда на то, что это всё розыгрыш.
Но Игорь был жесток. У него не было причины быть милосердным:
–Я не первый год в этом деле, – напомнил он и всё окончательно рухнуло. И маленькое, противное, именующееся надеждой, стало самым желанным, потому что правда оказалась хуже. – Артериальное давление у неё ниже нормы, пульс тоже, про кровь ещё говорить рано, но поверь…
Игорь закашлялся, смущённый своей откровенностью, отпил воды, делая жуткую паузу, потом продолжил:
–Температура тоже ниже нормы. По самому беглому осмотру легко фиксируется ряд внутренних повреждений. Дыхание прерывистое, тонус мышц…
–Ты повторяешься! – Филипп не хотел второй раз слушать всё, что там нашли врачи из комиссии, организованной Игорем. У него не укладывалось в голове, совершенно не укладывалось всё то, что он слышал, а ведь ему нужно было не просто уложить всю полученную информацию, а ещё что-то с нею сделать.
–Короче, она с точки зрения биологии не живая, – закончил Игорь, покладисто не повторяя прежние выводы.
А их было много. Каждый специалист нашёл повреждения, и всё вместе давало страшную картину. Формально, Софья Ружинская, пришедшая сегодня на обследование, была без пяти минут труп. Даже первый же замеренный показатель – показатель температуры тела, показал критическое понижение – с такой, какая была у Софьи, уже не положено было даже передвигаться на своих двоих, положено было лежать без сознания!
А она ходила, смеялась, пугалась, ела…очень много ела.
То же было и с давлением, а ведь кроме этого были и другие показатели! В итоге каждый специалист прохватывался дрожью и ужасом, записывал показатели, тщательно сверяясь с прибором, перепроверял на другой, третий раз…
И ни у кого не было мысли о том, что это чудо! Чудеса приветствуются в медицине, каждый врач, может по слухам, наверное, назвать одно-два, сходу, не прицениваясь к памяти, а тут и на чудо не тянуло. Чудеса не выглядят так бледно и не выглядят так погано. Софья Ружинская должна была быть мертва, или, в лучшем случае, в коме.
У неё были повреждения внутренних органов, внутреннее кровотечение, а она ходила, улыбалась, пугалась и ела, много ела.
–У неё на языке чёрный налёт, – сказал Игорь, словно это что-то объясняло.
–Неправда, я же с ней разговаривал, я бы заметил, – Филипп был не лучше и возразил на это. Словно это что-то ещё значило.
–Не на кончике языка, а ближе к основанию, – объяснил Игорь. – Ты знаешь, что значит чёрный налёт? Язык, на самом деле, карта болезней. Одно дело светлый, белый налёт, или ярко-красный – тут ясно – желудок, сердце. Если желтый, то печень, само собой…
–Не язык, а радуга! – мрачно усмехнулся Филипп.
–Увы, – Игорь развёл руками, – бывает и радуга, бывает, что язык становится фиолетовым или синеет, а то и вовсе приобретает тошнотный зелёный цвет. Но чёрный…
–Что, на кладбище ползти?
–Можно и ползти. Налёт ровный, держится у основания, значит, не грибковый. Не снимается, не имеет природной окраски как это было бы, если бы она нажралась угля или кофе, да хоть краски! По состоянию самого языка...
Филиппу изобразил скуку. На самом деле, изнутри его распирало и всё больше от ужаса, но он не хотел слушать, что именно с Софьей не так. Он хотел факты. А ещё лучше, чтобы Игорь заговорил о чём-нибудь другом.
–Короче, это обезвоживание. Конкретное. С таким тоже не живут.
И снова возмущение и ужас. Она же ест при нём! Ест много! Больше, чем ела прежде. И пьёт. Откуда обезвоживание?
–Чего посоветуешь? – мрачно спросил Филипп. Нужно было что-то спросить. На ум ничего смешнее не пришло, а разумнее и подавно. Игорь тоже был бледен – его можно было понять, на свое счастье, он не знал и половины.
–В церковь сходи, – отозвался Игорь.
–Не поможет.
–С таким настроем уж, наверное, не поможет, – согласился Игорь, – но что я тебе скажу? Это либо замысел божий, либо всё от лукавого. Я лично склоняюсь ко второму варианту.