Но посмертие выплюнуло её – серую и бесцельную. В самом деле – наказание! Живи, не имея жизни. Живи, не имея смысла.
Живи как хочешь. Живи никак.
Но сказать об этом Филиппу – это вскрыть себя по тому, что не перестало болеть. По-живому, или нет, по тому, что не отмерло. Надо придумать. Что угодно придумать, лишь бы он поверил!
–Я думала…– и в голове, как назло, ни одной профессии! – ну если смеяться не будешь.
–Ему плевать, – Уходящий тут же. Его-то не проведёшь.
–Не буду, – Филипп вообще не был уверен, что он хоть когда-нибудь будет смеяться. И уж точно причина его смеха не будет связана с Ружинской. Насмешила она его до конца его дней.
–Я хочу шить, – солгала Софья. – Ну, в смысле, вещи.
Солгала она неудачно. Банальное пришивание пуговиц было для неё трагедией, так как Ружинская отличалась удивительной кривостью рук, когда дело доходило до совершения мелких действий.
–Шить? – Филипп удивился. Ему должно было быть плевать, но ложь была слишком явной.
–А что? – Софья пошла в атаку. – Думаешь, я вернулась из смерти, а шить не смогу?
–Да сможешь. Сможешь. Я просто хочу узнать – ты хочешь придумывать вещи или шить по готовым э…образцам, что ли? – Филипп выкрутился.
Теперь в ступор впала Ружинская.
–Придумывать! – солгала она. Второй раз ложь далась ей проще. Уходящий веселился на краешке её сознания, но она игнорировала его веселье.
–Что ж, это прекрасно, я думаю, что у тебя выйдет, и…– Филипп осёкся. Булькнул, оживая, телефон. Невежливо было оставлять мысль незаконченной, но это его уже не заботило. Ему пришло сообщение от Игоря. Короткий вопрос: «нашёл её?».
Филипп ответил, что да, нашёл, привёз домой. Софья не спрашивала кому он пишет, наплевав на беседу с собою, но взгляд её мутнел всё больше.
Игорь прочитал быстро, также быстро Филиппу пришло новое сообщение: «Дома?»
«Да. Хочешь зайти?» – Филипп был рад людской, понятной компании. Но вот Игорю компания Софьи не нравилась, и нельзя было винить его за это.
«Лучше ты выходи. Буду минут через десять».
Филипп кивнул телефону, словно тот мог в этом кивке нуждаться и поднял глаза на Ружинскую. Та следила за ним внимательно.
–Извини, я должен выйти ненадолго.
–Избегает, – тотчас отозвался Уходящий.
–Что-то случилось? – спросила Ружинская, пытаясь не выдать раздражения.
–Всё в порядке, – ответил Филипп, – скоро вернусь. Ты ложись, восстанавливайся.
Она не пошла его провожать, не возражала, когда он запер своими ключами дверь. и у Филиппа почти отлегло от сердца, и почти стало в нём спокойно, но он вышел во двор и машинально глянул на окна своей квартиры.
Увидеть её не составило ему труда. Она стояла у самого окна, и тёмный силуэт, превосходящий её рост, был за нею.
38.
–И ты думаешь, что это хорошая идея? – у Игоря был такой тон, что все сомнения отпадали – он считает идею Филиппа не просто плохой, а ужасной.
–А что не так? – Филипп, уязвлённый, бросился в атаку. – Думаешь, мне нравится с ней возиться? Думаешь, всё это легко выносить?
У него накипело. От ужаса и недопонимания. От присутствия мёртво-живой Софии накипело. А Игорь оставался хорошим, ему легко было говорить таким снисходительно-презрительным тоном, показывая, как мелок, в сравнении с ним Филипп!
Сам пожил бы с Софьей.
Сам узнал бы о том, что она рассказывала о мире посмертия. Посмотрел бы на её странности, услышал бы сам о том, что она, по всем биологическим показателям, уже вроде как труп.
На чужую обувь легко смотреть! ты в ней пройди…
–Не думаю. Просто спрашиваю – хорошая ли это идея для самого тебя? – Игорь не смутился. То ли привык к тому, что его жизнь пошла кувырком, то ли профессиональное врачебное сказалось?
Филипп хотел ответить мрачно и решительно, что да, он считает это хорошей идеей, ведь всё так просто может закончиться – сделает он Софье эти поганые документы и даже денег даст. И пусть идёт!
Он хотел, но не ответил. Та часть его души, что помнила прошлое, работу на Кафедре, под началом Владимира Николаевича, и совсем ещё девчонку Софью Ружинскую, протестовала против такого решения.