Да, он мог дать ей документы. Мог дать ей деньги. Ну а потом куда она денется? Со своим Уходящим и со своей нежизнью?
Но с другой стороны, а не много ли Филипп отдал уже от своей жизни на её нежизнь? И на всю эту Кафедру и всех этих Уходящих, про которых ничерта не стало понятно, но из-за которых он потерял столько времени, нервов и привычное существование! А оно ему нравилось! Ему нравилось брать заказы у строгих лиц, что трепетали перед его появлением, нравилось получать деньги в пухлых конвертах – они все пользовались наличкой! И крутить пару лёгких романов одновременно ему тоже нравилось, а что теперь?
Его квартира – обиталище чёрт знает чего, скрывшегося под обликом Софьи.
Его жизнь – разорванное полотно, прошитое неразрёшенными вопросами из гордыни и совести.
Его работа – та злосчастная Кафедра, впрочем, это, пожалуй, скорее плюс, но на Кафедре кроме него и Майи пока никого и от того это пока бремя.
–Нет, – мрачно признал Филипп, и чтобы выгадать себе паузу, глянул на окна своей квартиры.
Они отошли в сторону по его настоянию. Теперь Ружинской и той сущности, что висела за нею огромным силуэтом-тенью, было неудобно бы за ними наблюдать. Но она продолжала стоять в окне.
–Видишь за её спиной тень? – спросил Филипп вместо приветствия.
Игорь видел. Его глаза, полные ужаса, выдавали это прежде слов.
–Отойдём, – предложил Филипп и оттащил его в сторону. Но Софья осталась стоять у окна. Зачем? Ждала его возвращения? Хотела увидеть с кем он встречается?
Игорь не спорил. У него только руки чуть-чуть подрагивали, когда он потянул из кармана пачку сигарет.
–И мне, – попросил Филипп, его собственный голос срывался. Так и постояли, курили в молчании, пытаясь справиться с мыслями и тяжестью. Игорю было сложнее – он знал ещё меньше Филиппа, но и легче – видел он тоже меньше, но даже обрывков узнанного хватило ему с головой, чтобы понять – мир прежним не станет. Если в мире существует столько странного, то, верно, от мира больше нет смысла.
Затем Филипп коротко рассказал ему о предложении Ружинской насчёт документов. Он ожидал, что Игорь поддержит его стремление избавиться от неё и значительной части странного вокруг себя, но Игорь вдруг спросил:
–И ты думаешь, что это хорошая идея?
И Филиппу ничего не осталось кроме признания:
–Нет.
Идея была плохой. Он сам знал это.
–У неё кто-нибудь есть? – спросил Игорь. – Кто-то, кто может о ней позаботиться?
–Нет, никого, – Филипп уже понял к чему идёт.
–И ты хочешь её выкинуть непонятно куда? – уточнил Игорь. – Да, с документами, но без поддержки?
–А что я сделаю? – обозлился Филипп. – Ты же сам говорил…сам знаешь. Что я-то могу?
Его голос прорвался отчаянием. Что он мог, в конце концов, в самом деле? Вернуть ей жизнь? Так жизнь и смерть уже в ней переплелись до него. Опекать её? Сколько? До чего? Что с ней делать?
–Не знаю, – невозмутимо отозвался Игорь, – но то, что предлагаешь ты, это неправильно. У неё никого нет, кроме тебя. У кого ей искать помощи?
–У братьев по моргу!
–Резонно, но братья по моргу не говорят. А она говорит. И если хочет документы, значит, чувствует. Хотя бы то, что стала тебе обузой.
Филиппа хлестануло стыдом. Об этом он как-то не подумал. Стыдом? Неужели его отношение к ней было так заметно? Неужели Софья поняла как она ему противна? Как он боится её?
Отвращается…
–Ну и что ты предлагаешь? – спросил Филипп мрачно. Он ненавидел Игоря за то, что ему так легко удалось показать Филиппу всю его ничтожность.
–Давай увезём её? – предложил Игорь. – Отселим в отдельную квартиру. Может быть в даже в комнату. Будем за нею наблюдать, приносить ей продукты, если захочет, отправим её на полное обследование тайно…я договорюсь.
–Сам же говорил, что она мёртвая.
–Я и сейчас не отрицаю. Но надо что-то делать. Сам посуди – разве это дело, если мы её выкинем на улицу с документами? У неё ни жилья, ни работы, плюс куча странностей и обезвоживание организма, вошедшее в смертельную стадию. По науке она мертва должна быть, а она ходит. И ты хочешь, чтобы она ушла.