–Твой новый дом! – Уходящий остановился и отпустил мою голову, но ненадолго. Не успела моя замученная шея вернуть себе хоть какую-то прежнюю подвижность, не успели руки мои её растереть, как руки Уходящего уже снова вернулись ко мне и грубо развернули мою голову, ткнули…
Песок – скрипучий и противный, я опознала сразу. Не имея возможности открыть глаза, не имея возможности вздохнуть – песок сразу залепил и глаза, и рот, и нос, я чувствовала его жестокие крупинки на коже.
Вот оно как…
–Ты останешься здесь, – сказал Уходящий, отпуская мою голову, – они не вспомнят тебя. Никто тебя уже не вспомнит.
Что ж, слышать его теперь приходилось не только через вечный посмертный шум-пелену, но и через песок, который был как будто бы живым. Мне казалось, что он сам поднимается по моему телу, словно тысячи мелких жучков бегут по мне, и я задергалась, пойманная отвращением, которое ещё знала в жизни. В той, что была до первого прихода в посмертие. То есть, в настоящей.
То есть в той, где я имела всё и ничего не только не сохранила, но ничего и не приобрела.
В той, где я была никем. А теперь я ухожу в Ничто и моё «никем» будет просто забыто. Молодец, Софья, честно прожила ничтожеством.
А теперь изволь давиться песком! Большего тебе не осталось.
–А всего-то надо было мне не мешать, надо было пойти с нами, с проводниками, что всего лишь хотели жить, – наверное, на меня уже влиял песок, потому что в словах Уходящего мне чудилось сожаление.
Я хотела ответить, но песок не давал мне такой возможности. Он попадал через мой рот внутрь меня, и я чувствовала, как он во мне множится. Я хотела бы задохнуться прежде, чем он увеличится во мне и утопит меня не только снаружи, но и изнутри, но не смогла. Я уже не дышала, а значит, я уже не могла умереть.
–Не бойся, в Ничто действительно нет боли…– сначала мне показалось, что я сошла с ума, раз в последние мгновения своего посмертия, придавленная песком и уходящая в него, я слышу голос Агнешки. Но она учуяла и напомнила: – песок состоит из заблудших душ. Не бойся, он не чувствует. И ты тоже не будешь. Мы будем рядом…
Агнешка! Бедная моя…
–Аг…– я попыталась позвать её, но песок топил меня. Уходящий, как оказалось, тоже был ещё здесь.
–Что? – он даже голову мою рванул, и по глазам резануло от серости, песок посыпался с ресниц, пополз по лицу, я почувствовала затхлость, которую восприняла как благодарную свежесть.
Он не нашёл во мне ничего подозрительного и снова приложил мою голову к песку. Песок, ещё мгновение назад оставивший меня, радостно пополз на свои позиции.
–Я слышу тебя, слышу твои мысли, – сказала Агнешка, – не бойся. Я пришла к тебе, чтобы тебе не было страшно. Я теперь песок. И ты тоже можешь стать песком. И тебе не будет больно. Мы все – это сплетение вечности. Одно большое Ничто.
Осознание того, что я изнутри наполняюсь кусочками памяти и душ тех, кто уже давно умер, меня подвело. Я всё ещё оставалась на какую-то часть человеком, а потому меня замутило, и тошнота подкатила к горлу ещё одним комком. Я забарахталась, пытаясь позвать мысленно Агнешку на помощь.
–Не бойся, забвение – это быстро, – прошептала она откуда-то изнутри меня.
Уходящий снова рванул меня вверх, на этот раз вглядывался долго и муторно, словно всерьёз в чём-то подозревал, а я никак не могла проморгаться.
–Ты хочешь меня о чём-то попросить? – спросил он. – О прощении?
–Не проси, – предупредила Агнешка, словно я без неё не могла догадаться, что с Уходящим не может быть никакого договора. – Не проси, он не сможет дать тебе жизни. А его существование ты уже познала. Уйдём в Ничто, и пусть останется как есть!
–Не нравится мне не видеть как ты тонешь, – недовольно сказал Уходящий и теперь вдавил мою голову в песок иначе, не лицом, а затылком. Теперь я чуяла как жгло мой затылок, а надо мной висело лицо Уходящяего – он смотрел, не отводил взгляда, желал запомнить каждое мгновение моего истаивания и перемалывания в тот же песок, который сейчас меня топил, всё глубже и глубже утягивая меня в Ничто.