–Потерпи, – уговаривал Агнешка, – скоро всё кончится…
–Ты ещё можешь его обмануть! – второй голос зазвучал изнутри, отозвался в моей пульсирующей, оживающей из-за песка в каждом сантиметре голове, – ты ещё можешь!
Голос Гайи я узнала. Конечно, его сложно было не узнать. А после голоса Агнешки я её появлению и не удивилась – слишком легко и слишком просто мы забыли её, она была нашим товарищем, но близка стала только на исходе, когда завертелось с Уходящим, и когда она погибла, сменив меня в посмертии, мы просто забыли её как скоты.
Гайя, прости!
–Здесь покой, – Гайя говорила спокойно, она не злилась, была собрана даже сейчас, – но он не тот, что тебе бы понравился. Ты ещё можешь…
–Это рискованно, – вступила Агнешка, – он не отпустит её, не поведётся!
Они говорили внутри меня, а я слышала их в своей голове. Мои руки и ноги отяжелели, но я чувствовала, как по коже, проедая её насквозь, роются песчинки забвения, как они меня жрут, перемалывают меня потихоньку в Ничто. А Уходящий всё смотрел на меня…
–Мне нравилась твоя жизнь и твоя решимость, – сказал он вдруг. – Мне жаль, что ты подвела меня и что ты предала нас всех. Даже сейчас я отпускаю тебя в Забвение, а не на съедение тем, кто хотел тоже вернуться, но из-за вашего срыва…
Он осёкся, покачал головою:
–Я стал сентиментален! Я хочу запомнить как ты утонешь.
–Сработает! – снова подала голос Гайя. – Он давно мог её убить, а не убил!
Они бы ещё меня посвящали, честное слово! Внутри меня кипел, множась, песок, я чувствовала жжение в области желудка и немного ниже…
А Уходящий всё смотрел на меня.
–Он не отпустит её в мир живых! – сказала Агнешка. – Покой в Ничто…
–Пусть скажет, что хочет отомстить! – предложила Гайя. – Ему понравится.
Я ничего не понимала и одновременно, поскольку их мысли наполняли меня, видела образ Филиппа и чувствовала нужные слова: «дай мне убить его!».
–Я больше не хочу убивать! – сказала я мысленно, обращаясь к ним обеим, подавшим голоса внутри моего посмертия.
Обратиться к ним оказалось проще, чем, собственно, умереть. Даже обидно закололо от этого в носу и ещё в груди – песок, видимо, множился и там, готовый перемолоть меня до такого же песка.
–Тебя должны будут убить, чтобы ты вырвалась! – это была Гайя, наверное. Сейчас, когда внутри меня зашумело от песка, я уже плохо разбирала их голоса, до меня доносились лишь отдельные крики, но я понимала. Они были во мне и щедро делились со мной знаниями и планом.
Гайя настаивала на том, чтобы я выразила последнюю просьбу и попросилась в мир живых и воспользовалась законом посмертия: жизнь, отнятая человеком, не принадлежит духу.
–А поскольку Уходящий дух…– втолковывала Гайя, обожавшая бюрократические и юридические тонкости, позволяющие обходить расплывчатые условия, – то ты…
То ты, Софья, должна умереть. Вернее, тебя должны убить. Ты сама дух, и не может твоя жизнь принадлежать тебе. Ты мёртвая. Уходящий забрал власть над тобой, поскольку скрылся за тенью жизни, а сейчас, если меня убьют, всё закончится иначе. Я умру, миновав Уходящего, и тогда я окончательно упокоюсь.
На полях вечности, а не в песках забвения, которые уже добрались до ушей.
–Да кто её убьет? – возмутилась Агнешка. – Не лесник же!
Возмущение Агнешки мне тоже было понятно. Оно втекало в меня с песком, в котором была растворена она – она сомневалась с том, что Уходящий поверит мне и отпустит на месть, а ещё она сомневалась в том, что план вообще можно выполнить. В самом деле, кто меня убьет в том лесу, с которого всё для нас и началось?
Меня ведь выбросит туда!
–А если я позабочусь об этом? – голос Зельмана был слабым. Посмертие перемололо его в забвении как в кофемолке, и песок его сознания и мыслей был совсем мелким и каким-то особенно колючим.
–О чём ты думаешь в последние мгновения? – допытывался Уходящий. Он стоял надо мной, вглядывался в мои черты как в драгоценный камень, хищно выискивал пробу…
Но мои последние соратники были скрыты в песке забвения от него. Они спорили отчаянно и песок смешивал их голоса и мысли внутри меня, и я не знала, на что решусь и смогу ли решиться.