–Это не поможет! – Агнешка была уверена в провале. – Будет хуже, если…
–Будет, – соглашалась Гайя, – но если не провал?
–Это последняя возможность. Самая последняя, – подтверждал Зельман.
А я открыла забитый песком рот и не без труда ответила Уходящему:
–О мести. Я думаю о мести.
–Решилась! – в восторге выдохнули Зельман и Гайя. Они чувствовали меня и поняли, что я готова в последний раз рискнуть и попытаться обойти своё посмертие. И это я? Человек, который вообще всегда был далёк от настоящего риска? Та, кто даже улицу в неположенном месте не переходил?
–Решилась…– в ужасе прошелестела Агнешка. Как и я – она была немного трусовата. Но всё же в последние моменты посмертия она проявила отчаянную стойкость и не была вправе ждать от меня меньшего, чем от себя самой.
Да, решилась. Решилась! Дальше будет или сильно хуже, или гораздо лучше. Или Ничто.
–Какой мести? Мне? – поинтересовался Уходящий. Интерес его был искренним. Он даже голову мою нашёл и поднял из песка, она показалась мне необыкновенно тяжелой от того, что песок уже набрался в волосы. Но песок поглощал меня стремительно, а Уходящий пока не был готов оборвать разговор или отказаться от идеи продлить мои мучения.
–Не..нет, не тебе, – я задыхалась, но скорее от того, что чувствовала песок у себя во рту, чем от реального его присутствия.
–Хотя было бы неплохо! – хмыкнула Агнешка. Сарай уж сгорел, она поняла, что не оттянет и не переменит моего решения, так что оставалось последнее. Самое сложное. Оставаться убедительной.
Она не знала меня до конца и не понимала, что мне это убеждение дастся легко. Я так и сама временами думала. Оставалось лишь облечь в слова.
–Тихо! – зашипела Гайя, и я представила, как песчинки замирают, припадая ко мне, чтобы быть ближе, чтобы попытаться согреть в последний раз всё то, что уже никогда не будет согрето.
В глазах защипало от слёз, которых не было в посмертии и от которых оставалось лишь это щипание в глазах.
–А кому? – спросил Уходящий, он всё ещё держал мою голову, но на этот раз всё же переложил одну руку под затылок, а не только тянул за волосы.
–Филиппу, – ответила я.
Я так думала на самом деле. Нет, не то, чтобы всерьёз, конечно, нет. Но нет-нет, а всё же находило, особенно в последние дни, отчаянно-злобное, что вот если бы не он, то ко мне не подошла бы его Карина, которая умерла. И мы бы не встретились с Уходящим. И, быть может, не погибли бы Нина, не погиб бы Павел, Зельман, Гайя…
Агнешка бы не ушла в Забвение.
Я, в конце концов, бы не погибла! А что? Разве нельзя мне подумать о себе? Разве я заслуживала такой участи? Чем? Я не жила, да, не ценна была моя жизнь, но многие ведь не живут ценно, полагая, что жизнь людская вечная, но это же не повод убивать их?!
А меня убили. Меня швырнули в посмертие, продержали там, потом выбросили. А всё из-за того, что Филипп однажды сказал как меня найти своей знакомой, в квартире которой происходило что-то странное!
Нет, разумеется, если подходить к вопросу с точки зрения здравомыслия, то это я виновата. Я пошла на Кафедру, сменив профиль учёбы, я осталась там работать, я влюбилась в Филиппа, я решила ему помогать, я, почуяв неладное, не развернулась и не пошла домой, вычеркнув Филиппа из своей жизни…
Всё я!
Но разве ж я не заплатила за это? Как мне себя обвинить? Я потеряла самое ценное, что имела – жизнь, а потом была наказана ложью, мол, твоя жизнь продолжается, ничего не изменилось!
Вот только изменилось! И теперь пески занесут моё тело. А всё Филипп! Нет, я, понятное дело – я. Но Филипп тоже! Он-то не умирает тут. Он-то вообще остаётся при всём своём, а может и в выигрыше даже – Кафедра ведь нынче только его!
–Молодец, – похвалила Агнешка, – убедительно.
Конечно же, убедительно. Я ведь и думаю так иногда.
–Должно сработать! – шептала Гайя. – должно! Я уверена, что…
–Не мельчи ему, – Зельман волновался. По его голосу даже сейчас это было слышно. Он нервничал, боясь за меня.