–Умрёт? Как это – умрёт? – не поняла Майя. – Почему кто-то должен умереть?
–Я сказал «если», – напомнил Филипп, знаком указав Игорю на Майю, мол, если что, если придётся, держи её подальше.
Игорь коротко кивнул. Он был врачом и давно привык к тому, что не все жизни можно спасти, к тому же он знал и Филиппа, и понимал – раз тот говорит о смерти как о возможности, значит, это действительно возможность. И потом, в отличие от Майи, которая была нужна для укрепления духа и дележа безумия, которое не выносил уже рассудок, у Игоря был уже опыт, он уже присутствовал на этой же зимней полянке…
–Может не надо? – воззвала всё же Майя. Она не плакала и не истерила. Она вообще очень изменилась, в ней осталась одна серьёзность и никакого кокетства. Произошедшее, не затронувшее её напрямую, всё-таки круто обошлось с нею, и выбило душу из равновесия, да забыло в то равновесие вернуть, позволяя Майе самой определять степень своей мрачности и тоски.
–Надо, – сказал Филипп, и всё-таки повинился: – в прошлый раз ещё было надо. Я сам подвёл Гайю к мысли о том, что это должна была быть она, но, говоря откровенно…
Он был убийцей. Нет, не прямым, конечно, он не втыкал в Гайю того шприца, но все её мысли он сложил так, чтобы она поняла: умереть должна она.
Филипп ждал, что Игорь и Майя закричат на него, скажут, что он убийца и заслуживает принять смерть сейчас, но они оба мрачно молчали, и в этом молчании ему было ещё страшнее. Если бы они осудили его – он бы вынес это легче.
–Хрень это всё, – сказал Игорь первым, – я же был там. Вы трое на себя были не похожи. И та Софья вернулась. Кто же знал что так будет? Ты не заставлял её колоть эту дрянь, она сама.
–Сама, – эхом отозвалась Майя так уверенно, будто бы видела это. – У неё ведь было своё мнение и характер был тоже. Мы её за это и не любили. За характер. Или за то, что он у неё был именно таким, открытым…
Майя вздохнула. Гайи ей не хватало. Именно без неё стало пусто. Не так пусто как без Софьи или Зельмана, или после отъезда Альцера. Пожалуй, с потерей Гайи могла сравниться только потеря Павла, про которую, как казалось Майе, помнила теперь лишь она. Но это было понятно, а вот потеря Гайи её так сбила, так лишила опоры, с какого перепугу? Они не были подругами, не были приятельницами, как, например, с Софьей, но вот Софьи нет (или есть она где-то), а Майе нормально, но нет Гайи, и ей тоскливо?
Как работает тоска? Майя не понимала.
–Я подвёл её к этому, – возразил Филипп. Ему хотелось схватиться за слова этих людей, как за спасение, на них опереться в своих метаниях, но это было бы ложью. Он должен был нести свою вину до конца. – Значит, если придёт нужда, я последую…туда.
–А она придёт? – спросил Игорь. – Я Софьи не вижу.
–Я…– Филипп сглотнул. Он не знал на кой он пригнал сюда и их, если сам толком не мог себе обосновать происходящее, но надо было реагировать, – мы подождём.
–Подождём, – согласилась Майя и вздохнула еле-еле слышно, думая о чём-то своём.
Филипп не хотел умирать. Он надеялся, что в этот раз можно будет вывернуться, обойтись без этого, но понимал, что уже очень давно он занят выворачиванием. Он не хотел умирать и не хотел быть в лесу, но время шло к полудню, и он неумолимо настиг его мысли, прошёл рябью по воздуху, проявляясь уже знакомым эффектом, который на своё несчастье однажды зафиксировали камеры.
И снова был толчок, и перехватило воздух, закрутило мир. Филипп пытался устоять на ногах, пытался нащупать шприц, чтобы при случае, если придётся…
–Вашу ж мать…и где же я это уже видел? – голос Игоря вернул Филиппа из мути и круговерти образов, заставил сесть (оказалось, он всё-таки потерял равновесие), и замереть в ужасе.
Софья Ружинская снова выпала из пустоты.
Майя очень хотела заорать – это читалось в её лице, но из горла её вышел лишь приглушённый придавленный писк.
Игорь героически осел на землю. Он бы мог сделать больше, но нервная система потребовала перекура.
Зато Софья не удивилась. Посеревшая, вся в каком-то сером песке, она не удивилась, увидев их, она вообще едва-едва на них взглянула. Она потянула руку к Филиппу и прошептала ему что-то.