Он уже не смотрел на её просьбу как на безумие или как на преступление против совести. Это было похоже на освобождение, на настоящее освобождение.
–Убей, – попросила Софья снова.
–Она бредит! – определился Игорь, но Майя удержала его от повышения резкости своих выводов.
–Софа, – позвала девушка недавнюю приятельницу, – ты уверена что хочешь этого?
–Это моя свобода. Жизнь не жизнь. Существование, – Ружинская взглянула на неё, – не знала, что тебя впутали в это, Майя.
–Я лично просто не вывожу этого, – признался Филипп. – Соф, я…
–Пожалуйста, – она потеряла к Майе интерес и обернулась к нему, – я прошу тебя. Ты видел, что меня ждёт. Оно приближается, а времени мало. В посмертии есть свои законы, и этот даёт мне спасение. Мне уже не жить, Филипп. Да я…
Она мельком глянула на Игоря, который помрачнел и как-то сжался, словно надеялся, что в лесу, среди прорежающейся через снега тут и там черноты, его не заметят.
–Я не жила уже давно. Моё возвращение было ошибкой. Я всё равно мёртвая, – Софья коснулась руки Филиппа, желая напомнить ему о холоде своего тела, – я мёртвая. Но мучаюсь.
–Почему он? – спросила Майя. Она видела пустоту в глазах Филиппа и поверила словам Софьи. Любой, кто увидел бы это ничто, этот взгляд, отражающий безысходную беспросветность, поверил бы.
Это ничто – наказание. Наказание, не имеющее ничего общего с благом. Наказывать надо лишь тех кто виновен. В чём виновата Софья? В том, что была чуть более чуткой к миру, на своё горе? Но так можно обвинить и поэта, и музыканта, и художника – дескать, что же это ты чувствительный такой? И что – карать?
Майя не знала что там, для мёртвых, но она не хотела, чтобы Филиппу оставалось жить с грузом, за который он не мог нести ответа.
У Софьи не было ответа. Это было последнее желание почувствовать тепло, пусть призрачное и едва ощутимое, но от того, кто нравился ей при жизни, кем она была увлечена. Ничего не останется там, за чертой, так пусть хоть последние мгновения хоть что-то, похожее на жизнь, будет.
Эгоистично, Софья знала. Но она отправлялась или в мучение или в посмертие покоя. она не думала о живых. О живых должны думать живые. Так что вопросу она удивилась и ответить не смогла. Зато испугалась, ощутив, как уходит время в людском мире, и спросила:
–Это желаешь сделать ты?
–Просто зачем ты хочешь возложить это на него? Поди и убейся!
–Нельзя, – возразила Софья. – Так не выйдет. Филипп, пожалуйста…
Она вложила в «пожалуйста» всю скорбь и горе, что у неё ещё оставались. Филипп молчал, глядя на неё – такую знакомую и такую чужую. Ему надо было бы вспомнить слова Игоря о том, что на основании банальной, но неоспоримой логики биологии она мертва, надо было вспомнить исчезновение из квартиры, и вечные странности, но он не вспоминал этого.
Он помнил живую Софью. Ту, что пыталась скрывать от него своё смущение, которую он сам во всё впутал, которая экономила деньги, жила в квартире без ремонта и жила ли вообще? А могла.
Он мог бы не выдёргивать её, не трогать. А мог бы забрать её с собою, с Кафедры, и тогда у Софьи были бы хотя бы какие-то яркие воспоминания о жизни, которую он мог бы дать ей.
Но не дал. Думал, что это её выбор, что время есть, и если получится…
Теперь не получалось. Всё как-то разрушилось в один миг. Так не должно было быть, ведь Софья была так молода, и всё только-только начинало срастаться в их жизни, и это нелепое расследование, которое не привело ни к чему – как он это допустил?
–Ты не обязан! – предупредила Майя, угадывая его ответ. – Тебе с этим жить.
–Идите обратно, – хрипло отозвался Филипп.
–Я не…– Майя хотела спорить. Но что она могла сказать? Да она и согласна была в глубине души с решением Филиппа, понимая, что если это единственный шанс на свободу души Софьи, то он должен её спасти, она просто жалела его, не представляя, как он будет жить после.
Ведь для него после существовало.
–Идём! – рыкнул Игорь. Его лицо стало ожесточенным и мрачным. Он потянул Майю за собой, прочь, по проложенной ими же тропе. Он всё понял. Нет, не всё, конечно, что касалось Уходящего и законов посмертия, но понял, что сейчас произойдёт. Как врач по сути своей – он понимал, что это необходимо и это будет исцелением, а исцеление может подразумевать разные методы, но как человек он не хотел этого видеть.