–Спасибо, – прошелестела Софья, когда они чуть скрылись, и она осталась один на один со своим убийцей. – Я бы хотела тебе всё рассказать, честно, но нельзя. Нельзя с этим будет оставаться. И время…
Она взмолилась одним лишь взглядом и только сейчас заметила, как покраснели глаза Филиппа.
–Всё хорошо, – заверила она. – Это правда…спасение. Уходящий не сволочь. Вернее, не до конца сволочь. Как и мы.
Филипп был не согласен. Он считал себя сволочью до конца, ведь он не дал ей сказать, не стал её расспрашивать, а схватился за её слова, надеясь, что так закончится для него эта сложная история, совершенно ему непонятная, унесшая много его нервов.
Он потянулся к шприцу, но Софья перехватила его руку неожиданно сильно.
–Не так, – попросила она, и повела его руку к своему горлу, одновременно закрывая глаза.
Странное, нехорошее чувство затопило Филиппа, упало на него как тяжесть всех песков и он покорился, перехватил её движение и уже через минуту вдавил совершенно не сопротивляющуюся Софью Ружинскую в грязь и снег. Промёрзлые, они поддавались силе, проседали под его напором.
Умри, и всё закончится. Умри, и больше не будет странностей. Умри, и всё станет ясно. Вернётся на круги своя.
Только умри, умри, умри!
Она и не сопротивлялась. Чего это ей стоило – Филипп никогда не сможет предположить. Да он и очень постарается не предполагать. Страшно это – отнимать последние мгновения жизни, даже если от этой самой жизни одна иллюзия и осталась.
–Прости…– в последний раз выдохнула Софья, и вскоре всё было кончено.
Не узнает Филипп до конца и того – было ли последнее её слово реальным, или всё-таки это его подсознание захотело найти прощение?
Но всё кончилось. Безжизненное слабое тело таяло – натурально таяло, теряя свои очертания в воздухе, расходилось серостью.
–Я найду ответы, найду. Найду. Только жди меня. Жди моей смерти, – шептал Филипп что-то сам себе, не зная даже, получилось или нет, и реальна ли расходящаяся рябь в воздухе.
Он закрыл голову руками, не замечая, что весь перемазан грязью, и коленями давно уже протёр немалую дыру в отходящей от зимней смерти земле.
–Найду, найду, только жди моей смерти, – слышала она его или нет? Реально ли он произносил эти слова? Иной раз ему казалось, что он их выкрикивает, а в другой – едва ли шепчет.
И сколько прошло времени прежде чем его плеча коснулись, напугали, выдернули из полусна.
–Всё кончилось, да? – спросила Майя.
Они стояли рядом. Майя и Игорь. Серьёзные, сочувствующие, какие-то спокойные.
–Где тело? – спросил Игорь грубовато.
–Её нет, – сказал Филипп. – Больше нет.
–А тело? – не понял Игорь.
–Растаяло, – Филипп поднял голову. Как отвратительно было солнце, свет которого усиливался в останках снежных завалов. Почему этот свет не угас? Почему остался висеть в небе, давя памятью и немым свидетельством свершённого.
Майя и Игорь помолчали. Филипп мог бы предположить, что они оглядывают чёртову полянку, ищут тело, или переглядываются, но он не хотел ничего предполагать. И даже вставать не хотел.
–Надо идти, – сказала Майя. – На Кафедре накопились дела.
Кафедра. Точно. Была же ещё кафедра, на которой что-то от прежнего мира ещё оставалось!
–Да, – согласился Филипп, и это короткое слово далось ему тяжело.
–Это хотя бы помогло? – спросил Игорь. – Всё кончено?
У него были и другие вопросы, но он не хотел их задавать. Боялся ответов, что последуют.
Филипп прислушался к себе, к снегу, к черноте земли, к оставшемуся дневному свету. Всё это вело его к одному слову:
–Помогло.
И признанию:
–Но не кончено.
Да, не кончено. Остались вопросы, которые нельзя задавать живым о мёртвом, но Филипп уже видел посмертие, и он не был никогда тем, кто отступит. К тому же, он обещал, и обещание держало его крепче всякого азарта и амбиций – он обещал найти ответы.
Хотя дались они Софье? Упокоенной навсегда, ушедшей в посмертие без боли и проклятых песков.