А потом фонарь выхватил бледное лицо Карины, а потом я увидела и серьёзную, потускневшую дочь…
–Софа? – позвал Филипп и коснулся моей руки, – эй?
Она мертва, а её дочь в трауре, и рухнул их прежний мир. А мы? Мы проникли незаконно в их обитель, в их уют, наводим порядки, пьём и берём что вздумается, и всё ради чего? Ради собственного эгоизма! Ради собственного превосходства, мы, мол, ищем тайну.
А есть у нас хоть какое-нибудь право быть такими?
Меня затошнило всерьёз, я вскочила, рванула в коридор. Остановилась. Где же ванная?
–Софа! – Филипп подскочил ко мне. – Софа? Что случилось?
Он схватил меня за плечи, развернул к себе лицом, и отшатнулся. Наверное, испугался.
–Ванная там, – Филипп угадал моё состояние и указал направление. Я метнулась по указанию, сдерживая тошноту, рванула одну из дверей наугад, слава богу – угадала!
–Ты не беременна? – спросил Филипп, стоя в дверях. Я ещё откашливалась, но дышать уже было легче. Я предпочла бы, чтобы он не стоял здесь, но в роковую минуту спорить было невозможно, а сейчас уже бессмысленно.
Я спустила воду и отвернулась к раковине. Туалет и ванная были совмещены у Карины. Сейчас это пришлось весьма к месту – я могла умыться. И не выходить в коридор неприветливой и чужой квартиры ослабевшим ужасом.
–Нет, – ответила я, прополоскав трижды водою рот.
–Странное дело, - покачал головой Филипп и продолжил рассуждение пока я умывалась. – Ты не находишь это странным? Скажи, ты не травилась в последнее время? Не имеешь проблем с желудком? Нет? тогда тем более странно… может быть, это проявление активности?
Я умывалась и не реагировала на его болтовню. Зачем? Всё равно я не знаю ответа. Мне просто стало плохо.
–Софа?– позвал Филипп.
Я закрыла кран, повернула голову к нему:
–Я не знаю, что тебе сказать. Понимаешь?
–Я не…– Филипп не договорил. Он смотрел куда-то в сторону, и я, чувствуя, что совершенно зря поворачиваю голову, всё-таки проследила за его взглядом.
Он был устремлён к зеркалу, висевшему тут же, изящному, в тонкой серебряной раме. Но чёрт с ней, с рамой!
А вот в зеркальной поверхности была Карина. Совершенно точно такая, какой я видела её в первый и в последний раз – бледная, измождённая, но это была она.
Я отступила на несколько шагов, ощущая, как сильно бьётся сердце. А Карина в зерале улыбалась, глядя на нас.
–Тихо, – одним губами произнёс Филипп, задерживая рукой мою попытку к бегству. – Не дёргайся.
Ага, не дёргайся. Призрак передо мной, или привидение – выяснять не хочу, а я не дёргайся?
–Карина, это ты? – Филипп заговорил с призраком. Глаза Карины чуть расширились, когда она услышала голос Филиппа. Надо сказать, я бы не решилась на подобный трюк в одиночку. Да, я жила с Агнешкой сколько себя помню, но Агнешка была доброй и не висела в зеркале!
–Карина? – продолжал Филипп. Он сделал шаг навстречу и я оцепенело осталась стоять. Мне не хотелось, чтобы он туда шёл, но что я могла? – Карина, ты меня узнаёшь?
Карина медленно-медленно кивнула. Филипп нервно обернулся ко мне, мол, видела? Видела. Конечно же, видела. Это прогресс. Любой с нашей кафедры был бы, наверно, счастлив увидеть подобное вживую. А вот мне почему-то очень хотелось оказаться как можно дальше…
–Карина, ты слышишь мои слова? Понимаешь?
Карина вздрогнула, затем рот её открылся и голос – тихий, женский, приглушённый как будто бы ватой, донёсся до наших ушей:
–Филипп? Ты?
Это был голос женщины, напуганной обстоятельствами. Потерянной женщины.
–Я, – Филипп сделал ещё шаг, – Карина, ты помнишь, что с тобой произошло?
–Почему я здесь? – спросила Карина, не дав ответа. В её голосе звучали истерические нотки. Плохо дело – она до сих пор не поняла что мертва.
Я на всякий случай отодвинулась ещё подальше к уголку, и зря. Моё движение было замечено Кариной. Она повернула голову в мою сторону:
–А ты ещё кто?
Уже не истерика, но страх, смешанный с гневом звучали в ней. ещё бы. Она – хозяйка, а я? наглая гостья!
–Это Софа, – поспешил защитить меня Филипп, – я тебе говорил о ней, помнишь?
–Софа…– повторила Карина и в то же мгновение лицо её исказилось всеми ужасами одновременно. Распахнулся рот, обнажая уродливые треугольные гниющие зубы, потекли глаза, оставляя тошнотворную мерзкую массу на всём её лице, и было что-то ещё…
Я не стала вглядываться. Одновременно с тем, как она рванулась из зеркала, разрывая зеркальную поверхность ногтями, которые заострились на манер птичьих, я рванула к дверям.